Татьяна Коростышевская - Сыскарь чародейского приказа [litres]

– Я разглядела руны с помощью вот этого чардейского приспособления, – стеклышко легло на затянутую сукном столешницу.

– И что весь этот балаган должен мне доказать? – после паузы спросил Крестовский.

Я выдохнула. Спокойно, Геля.

– Вы знаете, что только около двадцати процентов населения Берендийской империи облают магическим даром?

– Предположим.

Кажется, лев на меня не злился, ему действительно было любопытно, к чему я веду.

– И знаете, что довольно большой период нашей истории эти двадцать процентов боролись за то, чтоб немагическое большинство их не дискриминировало, чтоб прекратилась охота на ведьм, преследование чародеев?

– Это вас на малой родине учили начинать беседу риторическими вопросами? – риторически вопросил Крестовский.

– Сейчас вы дискриминируете меня. – Я кротко вздохнула. – Только что я вам доказала, что человек, не обладающий магическими талантами, может достичь успеха, используя только природную смекалку. Я была лучшей на курсе, и у меня есть данные через какое-то время стать высококлассным сыскарем. Не лишайте меня этой возможности! Дайте мне один шанс, и я докажу вам, что обладаю и необходимыми талантами, и умением, и упорством.

Я смолкла. Больше слов у меня не было. Крестовский молчал. Мамаев страшно двигал лицом, видимо, желая что-то сказать, но опасаясь, что это что-то окажется не тем. Лев опять закусил губу, посмотрел на своего секретаря, сдвинул брови.

– Ольга Петровна, будьте любезны проводить барышню Попович в приемную. И захватите с собою графин, нашей… гм… коллеге надобно еще остудиться. Я вызову вас.

Секретарь – Ольга Петровна, надо запомнить! – потеснила меня к двери. Мамаев улыбался. Возможно, этот раунд все-таки останется за мной?

Мы вышли, я села за уже ставший родным захламленный стол и придвинула к себе графин.

– Меня зовут Ляля, – Ольга Петровна присела в книксене.

– Геля. – Я отпила из горлышка и приложила графин к виску.

Моя эскапада далась мне непросто.

– А ты смелая, – протянула Ляля слегка, как мне показалось, осуждающе. – Я бы так не смогла.

– Я бы тоже не смогла, жизнь заставила…

– Между прочим, я, когда в присутствие на службу устраивалась, могла только три магических знака на вывеске рассмотреть. Мне бы даже и в голову не пришло моноклем воспользоваться. Это же просто гениально!

Теперь осталось, чтоб моей гениальности хватило для того, чтобы меня сюда на службу определили. В голове шумело. Ну что он там нарешает, ирод рыжий? Ну сколько можно думать? Когда нас к нему на ковер позовут?

На ковер нас не позвали. Дверь раскрылась неожиданно, как от толчка, Крестовский вышел из нее с видом короля на променаде:

– Вы остаетесь служить в чародейском приказе, госпожа Попович, – провозгласил он, – но с некоторыми оговорками. Первое, я даю вам испытательный срок, тот самый один шанс, которого вы у меня так экзальтированно требовали. Два месяца вы работаете у нас, я наблюдаю и по факту вашей работы приму решение. Второе, бегать за преступниками с револьвером вам запрещается, у нас и без вас есть… шуты гороховые для этих дел. Третье, рабочее место ваше будет здесь, – он обвел широким жестом захламленный письменный стол. – Наведите порядок и немедленно приступайте. Для начала будете помогать Ольге Петровне с документами. Надеюсь, на вашей родине вас научили скорописи и обращению с самописцем. Засим все. За жалованьем обратитесь в приказное казначейство, вам там какие-то подъемные положены.

И король в сопровождении свиты удалился. Сама свита – Эльдар Давидович Мамаев – всячески выражала удовольствие от монарших решений, не забыв, впрочем, подмигнуть мне и Ляле, отчего я устало скривилась, а Ляля зарделась, как маков цвет.

Перфектно!

– У тебя получилось! – Ляля захлопала в ладоши. – А у меня теперь есть подруга и наперсница.

– Не совсем. – Я отставила уже пустой графин. – Выгонит он меня после испытательного срока.

– Почему?

– Поскольку ни самописцем, ни скорописью я не владею. На моей родине предполагалось, что сыскарь как раз с револьвером за преступниками бегать обязан.

– Пустое, – Ляля захихикала. – Невелика наука. Я тебя в два счета обучу.

Ольга Петровна оказалась вполне свойской барышней. То, как быстро она перешла со мной на «ты», с какой готовностью предложила помощь, немало меня к ней расположило. Была она затюканной обилием в приказе великих чардеев, бравых вояк и просто приятных глазу мужчин. А мужчин Ляля любила, но боялась. Не опасалась, как любая здравомыслящая особа женского пола, а именно боялась, как зверек, затаившийся в кустах при приближении охотника. При появлении на горизонте любого представителя сильного пола она менялась в лице, опускала очи долу и принималась жеманиться, картавить, мило тянуть гласные и хлопать глазами, голубыми, как небо над орюпинскими пустошами. Несмотря на все попытки сойти за прелесть какую дурочку, была она также сметлива, спора в работе и аккуратна. Она в три минуты отыскала нам ведро с водой, ветошку, метелку, а когда мы разгребли и размели все пыльные залежи, на кои мое новое рабочее место было богато, притащила откуда-то горшок с чахлыми гортензиями и установила его в углу стола.