– Чего хотел-то? – небрежно поинтересовался я, нарушая надрыв момента. Аверьянов от моего вопроса вздрогнул, а лицо его перекосило гримасой.
– Ты смеешь спрашивать, что я хотел? – прошипел он. – Ты разрушил мою жизнь!
А, ну да. Его же забрал Мустафа и повязал на передаче веществ, а сейчас бывший одаренный стал послушной собачкой на поводке конторы. Печальная история, но почему-то я ему совсем не сочувствую.
– Брось, я только последний гвоздь вбил, остальное ты сам, – покачал я головой, категорически не признавая обвинения. – Ты же не ругаешь молоток, когда себе по пальцу попадаешь…
Хм. Судя по всему, ругает. Причем не дежурно – как это многие делают, просто чтобы пар сбросить, а будучи абсолютно уверенным именно в виновности молотка. Тяжелый случай.
Возникла тягучая пауза, во время которой Аверьянов демонстративно и угрожающе сопел, а я думал о том, что совершил ошибку, не уничтожив или даже не прибив его насовсем. Оглянувшись по сторонам, я посмотрел, что рядом никого нет, и жестом поманил Аверьянова поближе. Когда он подошел почти вплотную, я доверительно ему сообщил на ухо:
– Дружище, да мне насрать и на тебя, и на твою жизнь. Так хотел-то чего?
– Верни мне перстень! – отшатнувшись, свистящим шепотом произнес побагровевший Аверьянов.
Блин, перстень же его еще у меня, я и забыл совсем!
Отойдя на шаг, я оценивающе глянул на Аверьянова. Он смотрел на меня с такой нескрываемой ненавистью, что ясно – будь у него возможность, прикончил бы меня прямо сейчас. Да, дела. Глупый и лишенный воображения человек – часто самый опасный противник. Действия профессионалов с холодным сердцем можно хотя бы предсказать, а такие товарищи опасны именно своей непредсказуемостью.
– Сегодня у меня много дел. Завтра, в двадцать три ноль-ноль.
– Мне надо сегодня!
– Тебе еще раз сказать, как мне важны твои желания? – поинтересовался я и смахивающим жестом попрощался с ним: – Давай, до свидания.
Пусть завтра приходит. Он так ничего и не понял из произошедшего. И сейчас в нем столько ненависти, что его легко могут зарядить, как брандер, и направить в мою сторону. Так что вдруг завтра в одиннадцать будет заварушка какая-нибудь, и… Нет человека – нет проблемы, как провозглашают гуманисты. Я, правда, сам не гуманист – мне для убийства ближнего хотя бы формальный повод нужен.
– Ты настоящее исчадие ада! – проговорил вдруг Аверьянов мне вслед. И когда я обернулся, бесстрашно добавил: – Тебя прислал мне сам дьявол!
– Да ну не-ет, – протянул я с нескрываемым удивлением. – Меня совсем не дьявол прислал и уж точно не из преисподней, – совершенно искреннее добавил чуть погодя.
– А откуда? – с глуповатой гримасой поинтересовался Аверьянов.
– Оттуда, – многозначительно показал я пальцем вверх и, развернувшись, двинулся прочь, покатив за собой контейнер с экипировкой. Пока шел, размышлял о том, что нельзя – ну вот нельзя за собой такие хвосты оставлять. Неправильно я с Аверьяновым поступил. А как правильно? А черт его знает, как в этом случае было бы правильно.
Выходя из здания гимназии, успел увидеть, как разъезжаются от крыльца машины, увозя по домам остальных из моей команды. Им проще. У них ординарцы есть, а у меня… а у меня тоже все неплохо – увидел я машину с черно-красными флажками, цветами Юсуповых-Штейнберг. Не тот представительный авто, на котором сегодня с Анастасией в школу ехал, но тоже вполне ничего.
– Агтуг Сег-геевич, добгый день! – выскочив с водительского места машины, с широкой улыбкой появился на брусчатке площади Моисей Яковлевич Фридман. Глянув на внушительный контейнер, который я тащил за собой, юрист тут же засеменил к багажнику, чтобы помочь мне упаковать багаж.
– Ну, здравствуйте, Моисей Яковлевич, – искренне обрадовался я. И появлению юриста, и тому, что наконец можно скинуть на кого-то другого хотя бы часть своих дел.
Остаток дня уместил в себя немало. В первую очередь я препоручил Зоряну Фридману – юрист должен был разбираться не только с моим новым титулом, но и параллельно с легализацией ее личности по третьему варианту, предложенному Андре. Потом я потренировался в доспехе, освоил азы управления тактической сетью с помощью взгляда и самое главное – наконец ознакомился с завещанием Петра Алексеевича.
После того как узнал о размере полагающейся мне доли, понял, почему с такой неприязнью был принят Анной Николаевной. На ее месте сам бы я еще больше расстроился – учитывая, что это ведь именно она сохранила и преумножила активы рода после гибели Петра Алексеевича.
Читать дальше