Дмитрий Емец - Сердце двушки [litres]

Чудовище, некогда бывшее Гаем, корчилось в кипящем озерце слизи. Что-то в нем взрывалось, выбрасывало мутные фонтанчики, которые пылающее топливо огнемета сметало на лету.

– Давно руки чесались! Не переношу я эту гадость! Расползались тут! – бормотал Исай.

За спиной у Исая, заслоняясь ручками и морщась, прятался Белдо, уже вышедший из своего «домика». Защищать Гая не пытался. Да и некого было уже защищать. Это он понял в первую же секунду, когда увидел издыхающую медузу. Личико Белдо было умеренно скорбное, но уже просчитывающее дальнейшие свои действия.

– Ах, как нехорошо… Что же он так не уберегся? Я вот никогда не верил, что сердце двушки беззащитно. Надо рассказать Лианочке… Что она скажет, что скажет… – тарахтел он, хотя Рина готова была поклясться, что на мнение Лианы ему наплевать.

– Ну, я попешеходил! Если кто со мной – могу вывести! – громко сказал Шарманщик, обращаясь больше к ведьмарям, чем к шнырам.

И шныры с ним не пошли, а вот ведьмари – да. Исай уже стоял рядом с Секачом. Со смертью Гая граница между шнырами и ведьмарями не стерлась. Напротив, укрепилась. Уходили ведьмари не оглядываясь. Первым – Шарманщик. За ним – Маленький Француз, которого Исай заботливо придерживал под локоть. Белдо, немного замешкавшись, нагнулся и что-то поднял. Был ли это оплавленный кабан , которого перед своей гибелью потерял Гай, или какая-то выскочившая у Белдо из кармана монетка, никто так и не понял. Во всяком случае, кабана уже никто не нашел, а руку Кавалерия унесла с собой на двушку .

Ведьмари уходили. Шныры провожали их неприветливыми взглядами, и никто не знал, что будет дальше. Гая больше нет. Но с его смертью ведьмари не исчезнут. Напротив, в истории ведьмарей откроется новая страница. Гай был романтик, первошныр. И хотя своим существованием он и не сдерживал зло, но делал его ярким. Остальные же в фортах – практики. После Гая зло расползется, утратит градус и впадет в серость, но от этого не станет лучше.

На месте, где рухнуло старое дерево, вырастет много новых деревьев. Шевелились уже где-то под теплыми одеялами Зю и фон Крейн, комбинировал Белдо, и много-много новых алчущих и честолюбивых спешили к источникам псиоса. Не исключено, что когда-нибудь в будущем сын Насты и Гамова, выращенный слишком прямолинейной Настой и слишком мягким, хитроватым Рузей, станет новым Гаем, а может, и нет, потому что нет ничего глупее, чем верить выжившим из ума ведуньям. Да и ребенок сможет сопротивляться и сам сделает выбор.

Но все они – и изломанный Боброк, и сердитый, чудом держащийся в ШНыре Родион, и выжженный изнутри Сухан, и Рина, и Сашка, и Макар, и все новички – будут изо всех сил сражаться, чтобы дряблая серость, такая же, как в Межмирье, не покрыла их планету совсем.

Ул вслух планировал, как нырнет вместе с Ильей и с Ярой в Межгрядье и как Межгрядье уничтожит личинку. Конечно, Илья еще мал, но Ул отчего-то был уверен, что у него все получится. Он не знал, откуда пришла эта убежденность, но с каждой секундой она только крепла. Всякая растерянность отошла. Может, потому, что Кавалерия находилась сейчас за грядой, на двушке , в неведомом далеко, рядом с Митяем, Фаддеем, Матреной, Носко и всеми первошнырами. Быть может, там был и Игорь, невернувшийся шныр, оставивший на память о себе лишь несколько тетрадей.

И оттуда, из-за гряды, быть может, с сердца двушки , Кавалерия заботилась о них, зная, о чем они могли бы попросить, но не просят, потому что не умеют и недостаточно верят. Очень хорошо иметь за грядой своего заступника.

– А что будет здесь? У нас? – спросила Рина.

– У нас? – отозвался Ул. – У нас, чудо былиин, все будет попугайно! Вместо Гая – Белдо… Не Секач же и не Лиана. Псиос эльбам выгоднее передавать через Дионисия. Он и инкубаторов ищет, и личинки подселяет. А уж про ШНыр… не знаю… последние новички вроде ничего! А там подождем нового вылета пчел и посмотрим что к чему! Жизнь продолжается!

Поднимались они долго, пользуясь интуицией Юли, картами и изредка угадывая впереди, по мелькающим точкам фонарей, идущего с первой группой Шарманщика. Зомби их не тревожили, хотя в коридорах кто-то непрерывно скрежетал и завывал. Кроме того, дважды попадались растерзанные упыри. Рядом с одним из них валялись раздавленные очки Гамова, но сам упырь был не Гамов, а какой-то другой. Кажется, бывший принц красоты защищал их, и это было хорошо. Ну до того момента, пока Родион не спросил вслух, почему упыри растерзаны. Их что, ели? Это испортило Насте настроение.