Шелби Махёрин - Кровь и мёд [litres]

Я в ужасе смотрела, как нос Николины возвращается на место.

– Это все мышки, – прошептала она, злобно ухмыляясь. – Мышки, мышки, мышки. Они дарят нам молодость и силу.

– Да что ты вечно несешь? Ты что, мышей ешь?

– Ах, что за глупости.

Она захихикала и потерлась своим носом о мой, продолжая заливать мне лицо обжигающей кровью. Я извивалась, пытаясь спастись от нее – и от боли, – но Николина держала крепко.

– Мы едим сердца.

– Господи. – От тошноты у меня перехватило дыхание. – Габи была права. Вы пожираете своих мертвецов.

– Только сердца, – ответила Ля-Вуазен, не поднимая глаз от гримуара. – Сердце – средоточие силы кровавой ведьмы, и даже после ее смерти оно продолжает жить. Мертвым магия уже без надобности. Но нам она нужна. – Она достала из плаща связку трав, положила на стол рядом с книгой и стала перечислять названия: – Восковница для иллюзии, очанка для контроля и белладонна… – она оглядела высушенные листья, – для духовного переноса.

Духовный перенос.

«А что за книга была в палатке твоей тетки?»

«Ее гримуар».

«Ты не знаешь, что в нем?»

«Проклятия, одержимость, болезни и тому подобное. Только глупец решится перейти дорогу моей тетке».

Вот черт.

– Клык гадюки, – пропела Николина, все еще глядя на меня. – Глаз совы.

Ля-Вуазен стала измельчать травы, клык и глаз в порошок.

– Зачем вы это делаете? – Я пнула Николину в живот, но она, смеясь, только подступила ко мне еще ближе. – Я ведь согласилась вам помочь . Мы хотим одного и того же, хотим…

– Тебя убить проще, чем Моргану. Мы должны были привести тебя на Маскарад Черепов, но можем подстроиться под новые обстоятельства. Вместо этого мы доставим тебя в Шато.

Я в ужасе смотрела, как Ля-Вуазен вскрывает себе запястье и наливает свою кровь в кубок. Затем она добавила туда порошок, и над зловонной жидкостью заклубился черный дым.

– Тогда просто убейте меня, – выговорила я, задыхаясь. – Не… не надо делать это . Пожалуйста.

– По велению богини Моргана больше не может охотиться на тебя. Не может заставить тебя сделать хоть что-либо против воли. Ты должна прийти к ней сама. Должна пожертвовать собой добровольно. Я могла бы просто напоить тебя своей кровью, чтобы тобой управлять, но чистая неразбавленная кровь врага убивает человека. – Она указала на кровь Николины на моей истерзанной коже. – К счастью, есть и другой способ. И все благодаря тебе, Луиза. Правила векового колдовства нерушимы. Нечистый дух, подобный Николине, не может коснуться духа чистого. И тьма в твоем сердце… взывает к нам.

Николина постучала меня по носу.

– Миленькая мышка. Мы попробуем твоего охотника на вкус. Мы получим свой поцелуй.

Я оскалилась.

– Вот уж нет.

Она хохотнула, а Ля-Вуазен подошла к нам и поднесла кубок к ее губам. Николина стала жадно пить зелье и ослабила хватку. Я вывернулась из ее рук, снова кинулась к двери…

Ля-Вуазен поймала меня за поврежденное запястье. Я с криком отшатнулась, зовя на помощь Рида, Коко, кого угодно, – но она схватила меня за волосы и заставила запрокинуть голову. Мой рот распахнулся, и я лишилась чувств в тот же миг, когда черная жидкость коснулась моих губ.

Деверо сидел за столом в «Левиафане», и лицо его было непривычно мрачным. Что ж, по крайней мере, теперь он снова стало человеческим . В обличье Водвоса Клод казался несколько… устрашающим. Я покачал головой, глядя в свою пивную кружку. Она уже час назад как опустела. Новую мне принес Жан-Люк.

– Пей. Мне скоро уходить. Король приказал нам отправиться в усыпальницы в течение часа.

– Что ты ему скажешь? – спросил Деверо.

– Правду.

Жан-Люк глотнул из собственной кружки, а затем кивнул Бо, который обнимал Коко за соседним столом. Глаза у нее все еще были покрасневшими и опухшими, а в руке Коко вертела бокал вина, даже его не замечая. Бо уговаривал ее сделать хоть глоток.

– Он уже и без того преследует всех вас, – продолжил Жан-Люк. – Это ничего не изменит.

Деверо нахмурился.

– А твои подчиненные? Они никому не расскажут о твоей роли во всем произошедшем?

– А что у меня за роль? – Жан-Люк сощурился. – Я воспользовался бедственным положением, чтобы спасти дочь аристократа. – Он поставил кружку на стол, встал и оправил пальто. – Не стоит заблуждаться – мы с вами вовсе не союзники. Если к моему возвращению вы не успеете уйти, я вас всех арестую, и совесть меня по этому поводу не загрызет.