Лэйни Тейлор - Мечтатель Стрэндж [litres]

Все увидели, кого он держит, ее сломанную оболочку, розовую, красную и коричную, такую невыносимо прекрасную на фоне его голубой кожи. Руби первой не выдержала и хрипло, с содроганием вскрикнула. В ее впалых глазах блеснули красные рубины. Кончики пальцев обратились десятью горящими свечками, а она даже не заметила. Скорбь Спэрроу проявилась в увядании цветов вокруг ее ног. А они даже не знали, что дар девушки может работать наоборот – высасывая жизнь из всех растений, которых она касалась. Ферал неосознанно призвал снопы туч, соединившихся вокруг них, закрыв собой небо, горизонт, Пик и сузив мир до этого места – этого сада, и только сада.

Лишь Минья оставалась целеустремленной. И когда Лазло подошел, ее призраки заняли боевую позицию.

Дюжина стояла в разных точках сада, многие прятались в галерее, полные готовности отразить вторжение. И хотя взгляд Лазло не отрывался от Миньи, он почувствовал их присутствие позади себя. Увидел их позади нее, через аркаду. И когда мертвые жители Плача откликнулись на зов госпожи, двигаясь к аркам, которые вот уже пятнадцать лет служили проходами между садом и галереей, Лазло закрыл их.

Ее воля контролировала призраков, а его – баррикадировала им путь. Это был первоначальный обмен в диалоге могущества – без слов, только магия. Металлические арки стали жидкими и закрылись, чего не делали со дня смерти Скатиса, отрезав Минью от основного полка ее армии. Девочка стояла спиной к галерее, а мезартиум сливался бесшумно, но она ощутила потерю контроля над душами. Ее лицо напряглось. Призраки в саду наступали на Лазло сзади. Он даже не обернулся, но в металлической глотке Разаласа загрохотало предупредительное рычание.

Руби, Спэрроу и Ферал наблюдали за происходящим с затаенным дыханием.

Лазло и Минья встали лицом к лицу, и хотя они были не знакомы, их связывало нечто большее, чем труп Сарай. Минья, в отличие от Лазло, обо всем догадалась. Этот фаранджи контролировал мезартиум, а значит, он – сын Скатиса.

И, соответственно, ее брат.

Но это открытие не пробудило в ней родственных чувств – только опаляющую горечь, что он унаследовал ее дар и жил припеваючи, в то время как она отчаянно в нем нуждалась.

Откуда он взялся?!

Должно быть, это тот парень, благодаря которому Сарай стала такой дерзкой. «Я знаю, что человека может не воротить от моего вида, – сказала она, пылая непокорностью, которой Минья раньше в ней не замечала. – Потому что один меня видел, и ему вполне нравится мой вид».

Что ж, либо ее ввели в заблуждение, либо она лгала. Это не человек.

Чудище повернулось к призракам, а парень – к девочке. Секунды дышали напряжением. Едва сдерживаемой силой. В Минье Лазло видел беспощадного ребенка, пытавшегося его убить и чья преданность кровопролитию наполняла Сарай отчаянием. Он видел врага, а посему его ярость нашла цель.

Но! Она враг, который ловит призраков как бабочек в сети, а он – юноша с погибшей возлюбленной на руках.

Лазло упал перед ней на колени. Согнувшись над своей ношей, опустился на пятки, чтобы оказаться на одном уровне с девочкой. Он посмотрел ей в глаза и, не увидев там ни капли сочувствия, ни намека на человечность, приготовился к борьбе.

– Ее душа, – выдавил Лазло, и его голос еще никогда не звучал так хрипло, будто в горле булькала кровь. Он не знал, как все работает или что это будет значить. Только то, что какую-то часть Сарай еще можно спасти – нужно спасти. – Ты должна ее поймать.

Кто-то другой – практически кто угодно – увидел бы его печаль и простил бы командный тон.

Но не Минья.

Она и так была твердо намерена поймать душу Сарай. К ней девочка и прислушивалась. Стоило ей узнать, что Сарай упала, как она вытянула свои чувства до предела, ожидая, едва дыша, следя за верными признаками пролетавших мимо погибших. Вот каково это: ты прислушиваешься, но не ушами, а всем своим естеством. И, как и в случае со слухом, легкое прикосновение души может заглушить более близкое, громкое присутствие.

К примеру, этого высокомерного чужака, вторгшегося к ним на крылатом металлическом монстре.

Он осмелился явиться сюда и отвлечь ее, чтобы приказать сделать то, чем она и так занималась!

Будто если бы не он, она бы позволила Сарай исчезнуть!

– Да кем ты себя возомнил?! – прошипела Минья сквозь стиснутые зубы.

А кем Лазло себя возомнил? Сиротой, божьим отпрыском, библиотекарем, героем? Может, он все в совокупности, но единственный ответ, пришедший в голову, и единственно важный в данном контексте был «Сарай»: кем она ему приходилась, а он – ей.