«Алагай Ка не плавает».
Инэвера размышляла над символами. Теперь было ясно, почему лактонский флот уцелел, после того как город разбили вдребезги. В Эведжах’тинг говорилось, что вода плохо проводит магию. Мозговики превратили левиафанов в тупое орудие для разрушения города, но лично на погроме не присутствовали.
И если положен предел расстоянию, на котором мозговик в состоянии управлять трутнями, то глубокие воды озера послужат более надежным пристанищем, чем побережье. Очевидно, влияние демона заканчивалось где-то между Доктаунской бухтой и Лактоном, иначе бы водные демоны погубили весь флот.
Опаснее всего для Доктауна левиафаны. Ряды вооруженных хора дама’тинг и шар’дама пополнились, но все равно будет легче сражаться с алагай, нежели с самой по себе водой. Трон подушек стал сильнее, чем в прошлый Ущерб, однако не защищал от волн.
– Позови Керана.
– Воля твоя, Дамаджах. – Джарвах бесшумно выскользнула за дверь.
Керан приложился лбом к полу:
– Воля твоя, Дамаджах.
– Ты не одобряешь. – Инэвера видела в его ауре несогласие.
– Не мне одобрять и судить, если такова инэвера, – ответил Керан, – но Дамаджах не следует рисковать лично. Ты нужна здесь, чтобы командовать городскими боями.
– Для этого у нас есть кровь Избавителя, наставник.
Боев хватало на всех, но ночь за ночью там, где битвы были жарче или обозначались полководцы-алагай, появлялись внуки Кадживах и пожинали славу, как урожай зерновых. Сиквах, Асукаджи, Шару и Джарвах. Кровь Избавителя. О них шептались и шарумы, и чины.
Однако Керан не казался удовлетворенным.
– Говори.
Наставник обратил лицо к полу:
– Глубины… беспощадны, Дамаджах. Им нет заботы до детей Эверама. На дне Лабиринта воины могут дышать и звать на помощь. Он вдоль и поперек им знаком. Земля не стремится их погубить. Другое дело – озеро. Оно жаждет нашей смерти, Дамаджах.
– Как и алагай, – ответила Инэвера. – Твои слова разумны, наставник. Твой совет услышан. Но наши новые укрепления не выдержат, если демоны снова погонят на нас воду. Это открылось в гадании.
– Я заменю тебя, – сказал Керан. – Я выставлю против левиафанов лучшие корабли – «Бурое копье», «Бурый щит» и «Бурый доспех». Я затравлю гадов и отправлю на дно.
– Не ты, а мы их затравим и отправим на дно, – подала голос капитан Делия. – Я поведу «Плач шарума».
– А я – «Исадор», – добавил дамаджи Исан.
Инэвера взглянула на него в недоумении.
– Я никогда не рвался ни в докмейстеры, ни в герцоги, ни в дамаджи, – сказал Исан. – А капитаном был лучшим, чем многие. Если главной опасностью для моих людей станут водные демоны, то выступить против них – моя святая обязанность.
– Наша общая, – кивнула Инэвера и посмотрела на Сиквах. – Ты же, племянница, возглавишь шарак на суше вместе с дамаджи Асукаджи. Умшала будет руководить дама’тинг. Я отправлюсь с Кераном на «Буром копье». Каша – с Делией на «Плаче шарума». Джустия – с дамаджи Исаном на «Исадоре».
Они отплыли в сумерках на Ущерб, и было странно чувствовать под ногами неверную палубу. Алагай еще не осмеливались приближаться к поверхности, но вода уже бурлила, и доски под стопами Инэверы беспрестанно ходили ходуном. Сохранять равновесие не составляло труда, но желудок грозил вывернуться наизнанку.
Она закрыла глаза, представляя качающуюся на ветру пальму. Палуба была островком постоянства. Инэвера простерлась к ней центром, как бы пуская корни и тоже становясь доской. Желудок успокоился, она подняла веки и пошла дальше, осматривая орудия. Матросы-шарумы, непривычные к присутствию высочайших особ, бросали дела и падали ниц.
– Вели им прекратить.
Керан кивнул, отвернулся и гаркнул на них, а Инэвера глянула через фальшборт на скорпионы, рядами выстроенные на нижней палубе. Дальше грозно темнела вода.
«Глубины жаждут твоей смерти».
Инэвера умела плавать, но, когда суша скрылась вдали, она начала понимать, как мало от этого толку. Падение ночью за борт в бурную воду станет концом для любого дитя Эверама. Даже для нее.
Отрешившись от мрачных раздумий, она взглянула на скорпионы побольше, стрелявшие огромными шипастыми жалами, которые ее сестры-жены собственноручно пометили для нынешней ночной охоты. Сердечники гигантских копий были из меченого стекла, а на тупом конце имелся глазок. К ним подсоединялись прочные канаты, тянувшиеся от больших кабестанов, к которым прислонялись стрелки́. На юте и носу стояли наготове мехндинги. Под бушпритом рассекал воду ростр из острого и прочного меченого стекла. Этими метками Инэвера занималась лично.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу