Сара Холланд - Узники времени и крови [litres]

– Что значит, – хриплю я, – впустила тебя?

– Ты бы тоже могла научиться этому, если бы у тебя было больше времени. Прошепчи кому-то на ухо заклинание и подчини себе его разум. – Она рассматривает меня. – У меня было время, Джулс, и это немного компенсирует силу, которую ты у меня украла.

Ужасная правда начинает открываться мне. Так вот что я упустила! Но все мое тело бунтует против нового знания.

Каро тихо смеется, глядя мне в глаза.

– Не удивляйся так, Джулс, – упрекает меня она. – Если бы не я, Королева уже давно умерла бы, по крайней мере, была бы дряхлым мешком с костями, как та старая карга в западной башне. Мы помогали друг другу: я давала ей жизнь, а она мне – власть. Но она никогда не была тобой. – Каро снова оглядывается на распростертую Королеву и вздыхает. – И я устала скрываться в тени, прислуживать. Устала от кровавого железа. Я пила кровавое железо, стоящее сотни лет, и ненавижу его вкус.

– Сотни лет , – удивляюсь я. – Неужели никто не заметил, что ты не старела?

– Никто не замечает, Джулс. Никому нет дела до служанки. Ты-то должна это понимать. – Каро улыбается белозубой улыбкой. – А если и заметили бы, разобраться с ними не составило бы труда.

Ее слова чертовски правдивы. Я легко могу представить, как аристократические семьи не замечают эту самую служанку, вечно без морщин, стройную и ясноглазую.

Я смотрю на нее в ужасе, не в силах двигаться, а она смеется своим словам. Солнце за окном начинает садиться, из-за чего в комнате становится еще темнее. Черты ее лица превращаются лишь в контуры: острые скулы, белые зубы и невозможно темные глаза. Я видела это лицо раньше, среди огня, молний и теней.

– Как ты узнала? – мой голос дрожит.

– Твое кровавое железо, конечно же, – говорит Каро и начинает ходить передо мной как дикая кошка. – Я начала подозревать раньше, когда поняла, что ты солгала о своем происхождении, и после того, что случилось с ведуньей, но окончательно убедилась, когда увидела, как время возвращается к тебе. Я уже видела это раньше, когда ты была Эрин, и Мэй, и Сесилией, и так далее.

– Но Айван арестовал тебя и протащил перед всеми, он… – Мой голос затихает, ведь я понимаю правду еще до того, как она довольно усмехается. Конечно же, Айван был под ее контролем все это время. Вся история с хранилищем была уловкой, чтобы поймать меня в ловушку, проверить меня. – Ты знала, что я отдам время, чтобы спасти твою жизнь.

– Кажется, я знаю тебя лучше, чем ты сама.

Настоящий друг.

Невероятный враг.

– Ты действительно Колдунья, – шепчу я, облекая свои худшие страхи в слова, все еще надеясь, что она рассмеется мне в лицо и скажет, что я ошиблась, что я безумна. Но она этого не делает.

– Знаешь, мне стоит обидеться, – вместо этого говорит она, – на то, что ты никогда не помнишь меня так хорошо, как я помню тебя. Хотя, признаю́, в этот раз у меня ушло какое-то время, чтобы убедиться. Ты всегда была изворотливой, Антония, во всех жизнях. Но что хуже всего, – тебе все время помогали. – Она выплевывает последнее слово словно проклятие.

Я едва успеваю подумать о папе, Лоре, Лиаме, всех, кто был рядом, когда она тянется к моему лицу. Она не перестает улыбаться, в ее взгляде – настоящая любовь. А еще – голод, сильный, древний, ни на что не похожий голод.

– Чего ты хочешь? – вздыхаю я.

– Я хочу снова не зависеть от времени, – говорит она. – Столетиями я старела. Медленнее, чем большинство, но все равно. Я хочу быть прежней, не бояться старения или смерти, не пить кровь крестьян, как треклятый оборотень. – Ее глаза буравят мои, в них все еще эта ужасная смесь любви и голода, а в голосе появляется что-то темное и глубокое. – Я хочу то, что ты украла у меня так давно.

Все ее легкомыслие исчезает. Она отпускает меня, и внезапно мое тело снова принадлежит мне. Я с трудом поднимаюсь на слабые ноги и хватаюсь за спинку кровати, чтобы не упасть.

Каро отходит, оглядывая богатую комнату с выражением отвращения на лице.

– Все снова будет так, как было до того, как ты привязала кровь к железу, – шипит она. – Ты забрала мое бессмертие. Ты обрекла нас обеих. Я все исправлю, но обе мы жить не сможем.

Когда я вздрагиваю, она смеется.

– Почти пять сотен лет моя сила была заключена в твоем сердце. Я думала, что смогу освободить ее, убив тебя. Пришлось убить тебя не один раз, чтобы понять, что этого недостаточно. – Она стучит по собственной груди одним пальцем. – Сначала нужно разбить твое сердце.

– Тебе не повезло, – хриплю я, отступая и стараясь нащупать на ночном столике что-то, что можно использовать как оружие, но там ничего нет. – Отец мертв. Мать мертва. Я смотрела, как друзья голодают; мое сердце уже разбито.