Михаил Рожков - Хранитель

— И как ты в него попал? Как это всё работает?

— Да элементарно. Все хранители приобретают после расставания с кинжалом какую-нибудь способность. Вот это твоя.

— Моя способность — сны? — удивлённо произнёс Ручкин.

— Да, но непростые. Со временем поймёшь.

— И что же ты делаешь в моём сне? — зло спросил Пётр Алексеевич, дёрнув руками. Вязки на руках порвались, и он смог сесть и посмотреть прямо в лицо Ивану.

— Дело в том, что это не совсем я.

— А кто?

— Я его душа. Иванов сошёл с ума, а я нет.

— Не понял?

— А чего тут непонятного, — произнёс Иван, пряча руку в карман. — Ни разу с душой не разговаривал?

— Нет. Во всяком случае с чужой.

— Из-за того, что Аветис когда-то ранил нас кинжалом, мозг не выдержал и сошёл с ума. Хотя это, наверное, не самый плохой вариант. Могли вообще умереть. Но вот теперь связь с мозгом нарушена, и я не могу управлять этим телом.

— Ты ещё попроси, чтобы я тебя пожалел, — с сарказмом произнёс Ручкин.

— Ну, мог бы и пожалеть. Я ведь ранимая, — произнёс Иван и сделал жалостливое лицо.

— К чему весь этот маскарад, палата, образ Василия Ивановича?

— Так, пошутила немного. Ты ведь первый, с кем я общаюсь за многие десятилетия.

— Эх, тёмная ты душонка, — произнёс Пётр Алексеевич и отвесил подзатыльник Иванову.

— Но-но, без рук.

— И что теперь? — задал вопрос журналист.

— А ничего, — ответила душа. — Это твой сон. Хочешь, проснись, а хочешь, ещё как-нибудь зайду.

— А с Иваном что?

— Да ничего. Ходил сколько лет дурачком, так и будет ходить. А может, местные врачи и смогут ему помочь. Ох, тогда мы развернёмся.

— Ну, уж это вряд ли, — со злой усмешкой произнёс Ручкин.

— Это ещё почему?

— Я буду теперь следить за тобой.

— Ну следи. Всегда рада пообщаться. Кстати, его Сергей зовут. Ну, пока.

Пётр Алексеевич резко вскочил с кровати. Минут пять он сидел, глядя в стену, пытаясь осознать, что это было. Потом посмотрел на свои запястья, потёр их. Ощущение, что на руках были верёвки, было очень явственным. «Что же это теперь, я и поспать нормально не смогу? — спросил сам у себя журналист. — Теперь всегда такая ерунда во снах будет приходить?» Он встал с кровати, оделся. Монахов ещё спал. Ручкину очень захотелось пройтись, подышать свежим воздухом и подумать. Вышел на улицу. Нечищеный двор, жирные хлопья снега, падающие с неба, морозный воздух. Красота. У него теперь есть свой дар. Что он принесёт, радость или горечь, неизвестно. Главное, грамотно им распорядиться.

— Возьмите котёнка, — раздался голос девочки, стоящей на углу дома. Ручкин посмотрел в эту сторону.

Девочка, одетая в розовый пуховик, вязаную красную шапочку и такие же варежки, стояла во дворе, притопывая ногами от холода, и дула в маленькие ладошки.

— Возьмите котика, — произнесла она очередному прохожему.

— Ну-ка покажи, кто там у тебя? — произнёс, остановившись, мужчина.

«Где-то я это уже видел», — вдруг подумал Ручкин, глядя на происходящее.

Девочка расстегнула молнию на пуховике, и оттуда показалась маленькая мохнатая мордочка. Большими влажными глазами котёнок смотрел на человека снизу вверх.

— И как его зовут? — деловито спросил прохожий.

— Не знаю, — тонким голосом ответила девочка, — я его на улице нашла. Он замерзал. Возьмите котёнка, — вновь повторила она с надеждой в глазах.

— Дитя, это жизнь. Выживает сильнейший, — философски изрёк мужчина. — Брось это блохастое существо и иди домой.

Котёнок испуганно убрал мордочку обратно в недра пуховика, а девочка застегнула молнию.

Дитя — это жизнь, — произнёс вместе с мужчиной журналист и, улыбаясь, двинулся к девочке. Он вспомнил, где это видел. Продолжение этой истории он знал. И он мог её изменить.

— Тебя как зовут? — спросил Пётр Алексеевич, подойдя к ребёнку и разглядывая его.

— Маша, — тоненьким испуганным голосом ответила она.

— Маша, давай сюда котёнка, — произнёс журналист, протянув руки.

Девочка сначала посмотрела недоверчиво, потом, не веря своему счастью, спросила:

— Вы возьмёте его к себе?

— Нет, — ответил Ручкин, — но я знаю того, кто ему будет очень рад.

Маша расстегнула пуховик и достала животное. Ручкин аккуратно взял теплый комок и, прижав груди, пошёл к дому.

— Спасибо вам, дядя, — крикнула вслед девочка.

Пётр Алексеевич вмиг преодолел лестничные пролёты и, радостный, зашёл в квартиру, встретив там сонного историка, стоявшего в трусах на кухне и заваривающего кофе.

— А ты где был? — спросил Монахов, выйдя к журналисту. — А это кто у тебя?