Рустам Максимов - Главным калибром – огонь!

Покинув место боя, спустя какое-то время коляска с Алексеевым вновь оказалась возле взорванного моста. Здесь, несмотря на звуки близкого боя, работа кипела полным ходом: молодые офицеры то и дело подгоняли солдат, которые, в свою очередь, суетились больше, чем следует. Впрочем, командовавший всем этим бедламом штабс-капитан Красовский оказался тёртым калачом – едва услыхав стрельбу, офицер разослал разведчиков во все стороны, в том числе и на противоположный берег речушки.

Стрельба постепенно затихла, и вскоре показался скачущий во весь опор казак. Минуту спустя наместник узнал, что полусотня Сахарова отразила попытку противника с ходу переправиться на другой берег Бэйдахэ, но к японцам подошло подкрепление с пулемётами, и подъесаул не может обещать, что сможет и дальше сдерживать неприятеля. Точнее, казаки-то продержатся, сколько потребуется, но мёртвые они не смогут исполнить приказ остановить врага. Если же его высокопревосходительство поторопится выслать подмогу, то казаки отобьют атаку хоть тысячи японских драгун.

Времени на раздумья не оставалось, поэтому генерал-адъютант приказал Красовскому немедленно двинуться со своей ротой на помощь Сахарову. Штабс-капитан откозырял, и через пять минут у моста остались лишь полтора десятка железнодорожных рабочих во главе со своим начальником, инженером-путейцем Даниловым. Пользуясь моментом, наместник побеседовал с Даниловым о состоянии железнодорожной инфраструктуры полуострова, уяснив для себя кое-какие моменты и нюансы.

Появление противника, как это частенько бывает, заметили в самый последний момент, когда враг был уже в нескольких сотнях метров. На уходящей к северо-востоку дороге появилось не менее эскадрона неприятельских кавалеристов, да ещё и с пулемётом. Судя по всему, японцы хорошо видели, что им противостоит жалкая кучка солдат – личная охрана Алексеева состояла из семи жандармов – три-четыре офицера, и толпа невооружённых мужиков, поэтому со стрельбой не торопились.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – произнёс старший адъютант наместника, подполковник Болоховитинов. Сняв фуражку, офицер трижды перекрестился, возвратил головной убор обратно на своё место, затем резко повернулся к генерал-адъютанту. – Ваше высокопревосходительство, Евгений Иванович, Христом Богом прошу – уезжайте! Немедленно! Мы задержим врага, сколько сможем!

Алексеев не успел ответить своему адъютанту – противник открыл пулемётный огонь, вынудив важных господ броситься в объятия земли-матушки. Инженер-путеец со своими рабочими без раздумий последовали примеру наместника и его личной охраны, плюхнувшись наземь, кто где стоял. Заметив, что пули свистят немного выше цели, один из жандармов вскочил на облучок и изо всей силы хлестанул лошадей кнутом.

Рванув с места в карьер, лошади понеслись вскачь, и японские пулемётчики тотчас взяли коляску на прицел. Храбрый жандарм едва успел спрыгнуть, закувыркался по земле, словно тряпичная кукла.

Пользуясь моментом, генерал-адъютант со своей свитой стали отползать в сторону, надеясь укрыться в складках местности. Однако спешившиеся вражеские кавалеристы открыли прицельный огонь из винтовок, заставив Алексеева ещё сильнее вжаться в землю.

«…Дурак ты, Евгений Иванович, коли поверил на слово Куропаткину… Надо было уезжать ещё неделю назад, брать Стесселя за шкирку и самому тащить его, гада, к Бицзыво, – наместник хотел было осмотреться вокруг, но не рискнул высунуться из небольшой канавки. Над головой продолжали свистеть пули, иногда шлёпаясь на землю то тут, то там. – Чёрт, видел же во сне коляску с „максимом“ со щитком, запряженную тройкой лошадей… Мчались бы сейчас с ветерком, лихо отстреливаясь от самураев…»

Неожиданно неприятельский пулемёт замолчал, а вражеские кавалеристы, прекратив пальбу, стали спешно вскакивать на своих лошадей. До слуха генерал-адъютанта тотчас донёсся хорошо знакомый размеренный стук детища Хайрама Максима, к которому примешивалось тарахтение какого-то двигателя. Секунд пять спустя «заговорил» ещё один станковый пулемёт, пачками вышибая японских кавалеристов из сёдел, а тарахтение мотора перешло в натужное гудение.

Рискнув, Алексеев всё же высунулся из укрытия, огляделся вокруг. Взгляд сразу же зацепился за французское авто, стоявшее метрах в тридцати от канавки, где притаился наместник.

На авто был установлен «максим» на шкворне, за рукоятками которого восседал офицер в чёрной морской форме и экономно, короткими очередями опустошал ленту. Второй офицер, обмундированный аналогичным образом, прятался за корпусом авто, в быстром темпе стреляя из винтовки.