Джон Норман: Свидетельница Гора

Господин окинул меня оценивающим взглядом.

— Я надеюсь только на то, — прошептала я, — что Вы позволите мне быть той, кто я есть. Пожалуйста, не требуйте от меня притворяться чем-то ещё, чем я не являюсь.

— Как странно кажется то, что я должен был влюбиться в тебя, — покачал головой он, — в ту, кто Ты есть, в простую рабыню.

— То, что я — рабыня, — заметила я, — не делает меня менее привлекательной, по крайней мере, я на это надеюсь.

— Нет, — протянул мужчина. — Это делает тебя в тысячу раз привлекательнее.

Теперь оставалось надеяться ещё и на то, что моя улыбка получилась застенчивой.

— Чему Ты улыбаешься? — тут же взвился он.

— Возможно, недовольство господина мной, моими потребностями и желаниями, имеет отношение не столько к его критике таких вещей во мне как в рабыне, поскольку он, конечно, понимает, что это от неё ожидается, и даже требуется, сколько к другим вопросам.

— Да? — протянул мой господин. — И к каким же это?

— Возможно, владелец ревнует, возможно, его сердит то, что я могла бы быть найдена приятной для других.

— Поберегись, — нахмурился мужчина.

— Возможно, в нём проснулся собственник, — не смогла остановиться я, — возможно, он хочет владеть мною единолично, целиком и полностью, не деля ни с кем.

— Лучше бы тебе помолчать, — сердито предупредил он.

— Да, Господин, — сказала я, замолкая.

Но насколько же хорош он был! Я вдруг заметила, что мои колени широко расставлены перед ним, а я даже не заметила, в какой момент сделала это.

— Вот! — внезапно воскликнул господин, указывая вниз. — Видишь! Вот! Именно это я и имею в виду, Ты, мелкая варварская шлюха!

— Простите меня, Господин! — произнесла я стандартную фразу. — Мне свести колени?

— Свести колени? — прищурившись, переспросил он.

— Да, Господин, — подтвердила я.

— Только попробуй это сделать, рабыня! — ворчливо предупредил он меня. — Ты стоишь перед своим хозяином!

— Да, Господин, — сказала я, чувствую охвативший меня прилив радости.

Я видела, что он будет строг со мной. Я поняла, что он будет действительно владеть мной, беря у меня всё, чего бы ему ни захотелось. Как же счастлива я была от того, что буду принадлежать ему! Он был из тех мужчин, которые знали, как надо обращаться с рабынями. Я буду беспомощна в его руках.

— Ты принадлежишь мне, — объявил мне мой господин.

— Да, Господин, — не могла не признать я. — Я ваша, полностью ваша!

— Ты, правда, хочешь быть полностью моей? — уточнил он.

— Да, Господин! — заверила его я.

— Лгунья! — буркнул мужчина.

— Нет, Господин! — воскликнула я.

— Впрочем, желаешь Ты того или нет, — строго сказал он, — это верно!

— Я знаю, Господин! — обрадовалась я.

— Всякий раз, видя тебя, я чувствую, как загораюсь, — вдруг крикнул господин. — И я не могу ничего поделать с этим! У меня больше нет сил, чтобы сопротивляться этому!

— Так возьмите же меня! — всхлипнула я.

— Шлюха, шлюха! — бормотал мужчина, схватив меня руками за плечи и наполовину поднимая меня с колен.

— Да, Господин возьмите меня! — взмолилась я. — Владейте мной!

В своей безудержной страсти, в своём полубезумии, он опрокинул меня на спину и прижал к камням, придавив всем телом.

— Вы — мой Господин! — закричала я в восторге.

— Ты — моя рабыня! — выкрикнул он в ответ.

— Да, мой Господи-и-и-н! — зашлась я в крике.

И он, в беспощадном восторге, подтвердил мне и себе, своё право его собственности на меня. И у меня теперь не осталось ни малейшего сомнения в этом.

Конечно, я, так или иначе, почувствовала, что я была его, и что принадлежала ему, ещё тогда, когда впервые увидела его перед собой, в тот самый первый раз, когда стояла перед ним на коленях, испуганно и восхищённо глядя на него, в тот самый первый раз, когда поцеловала его плеть. И теперь я была уверена в том, что почувствовала бы то же самое, даже не будь я в тот момент в цепях, даже не будь я в пределах работоргового дома, где, такие как я становятся объектами явной юридической собственности. Но что казалось самым удивительным во всём этом, и было величайшим вознаграждением для меня, это сегодняшнее понимание, если не озарение, того что это оказалось взаимно. Мне трудно сказать, что именно было вовлечено в эту химию совпадения двух частей одного целого, но как я смотрела на него и видела в нём своего господина, точно так же и он, глядя на меня сверху вниз, видел во мне свою рабыню.

Я снова извивалась. Снова моё тело выгибалось в его руках. Снова, к моей радости и удовольствию, он не оказывал мне милосердия. Я оглашала тёмный подвал своими стонами и воплями, я кричала о своей любви к нему, снова и снова, выплёскивая из себя своё подчинение.