Валерий Большаков - Первопроходец. Бомж с планеты Земля [litres]

– А мы хотим! – загоготал «загонщик» в толстовке.

Оба двинулись к девушке, разведя руки и глумливо повторяя «У-тю-тю!» да «Цып-цып-цып!» Девчонка прижалась к стене и закрыла лицо руками в варежках.

А молодая особа явно за модой не следит, заметил я отстраненно, как бы вчуже. Одно из двух – или у нее отсутствует вкус, или тупо нет денег. Скорее, второе – вон, даже варежки разные – одна синяя, с вышитой снежинкой, а другая – малиновая.

Неторопливо приближаясь, я оказался у мажоров за спиной – те от вожделения и страх, и опаску утратили. Росту я немалого, поэтому начал с того, что врезал типу в дубленке ребром ладони по шее. Тот хрюкнул только и сунулся мордой в запакощенный сугроб. Его товарищ в толстовке сначала очень удивился, а потом полез на меня, воспылав жаждой мести. Зря.

Я врезал мажору между ног, а когда тот согнулся в три погибели, шипя от боли, выпрямил его апперкотом, с удовольствием плюща противнику губы и нос. Парнишу вздернуло, и я закончил комбинацию локтем в челюсть – мажора отнесло и впечатало в стенку. По ней он и сполз, опрокидываясь на утоптанный, обильно политый мочой снег. Там тебе и место.

– У него пистолет! – взвизгнула девушка.

Я резко обернулся к вырубленному дублен-коносцу. Тот уже стоял на четвереньках и лапал оброненный «ПМ».

Пневмат или огнестрел, я разбираться не стал. Подскочил и всадил носком ботинка по печени этому Вильгельму Теллю недоделанному Казанове доморощенному.

Тот опять хрюкнул и перекатился на спину Готов.

Пистолет я подобрал и сунул в карман. Пригодится в хозяйстве.

Встретился глазами с девушкой – она смотрела на меня, будто на ангела, явившегося с благой вестью.

– Пойдем, – буркнул я, – провожу.

– О-ох… – простонала моя визави и стала нюнить. – Спасибо вам огромное-е!

– Да ладно…

Бочком между двух еле ворочавшихся тел девчонка прошмыгнула ко мне, и мы зашагали прочь отсюда, с места неудавшегося преступления.

Выйдя за ворота, я спросил:

– Тебя как звать хоть?

– Марина, – ответила моя нечаянная спутница и шмыгнула носом.

– А живешь ты где?

Марина вздохнула грустно-прегрустно:

– А нигде… С Украины я. Нас набрали целый вагон. Сказали, шо на работу в самой Москве устроят, а мы уже потом, с получки, рассчитаемся и за проезд, и за питание… Приехали мы, паспорта у нас отобрали – и на улицу всех. Этими… ну..

– Проститутками? – догадался я.

– Ну, да… А бригадир наш оказался вовсе не бригадир, а этот… ну…

– Сутенер?

– Ага… Я, как только до меня дошло, сразу деру дала. Они за мной погнались, но я убежала.

– Да-а, бегать ты умеешь.

– Ага… И теперь ни документов, ни денег, ничего… Месяц уже бичую. [1] Бичевать – от слова «бич», производного от англ, beach – берег Первоначально в СССР «бичами» называли моряков, списанных на берег за пьянку, но постепенно этот статус был перенесен на всех опустившихся, спившихся людей, перебивающихся случайными заработками.

– Ну, на бичиху ты пока не тянешь, – усмехнулся я. – Не несет от тебя, маты не гнешь, да и голосок не пропитый… Я и сам бомж, так что бомжих всякого разбору навидался. Ладно, пошли.

– А куда?

– Устрою тебя на первые дни, а там видно будет.

Не спрашивая больше, Марина доверчиво зашагала рядом, подлаживаясь под мою походку.

До станции добрались быстро, а скоро и электричка моя подошла. Если повезет, то контролер припоздает, и мы успеем выйти, не заплатив.

Вообще-то, я не только «благородный», но и честный, законопослушный и все такое. Однако и экономный тоже…

Когда бабосов нехватка, совестливость притупляется.

– А куда мы? – шепнула Марина. – В Москву?

– Да нет, поближе. Нам до Храпуново, там рядом деревня – и дачный поселок, где я живу.

– Прямо на даче?

– Прямо. Хозяйкой там одна бабуська, вот я с ней и договорился. За домом смотрю, печку протапливаю, починяю, где нужно…

Я осмотрелся. Вагон был полупустой. Ближе к нам тетка в платке дремала, сонно кивая головой, словно соглашаясь со всеми. За окном плыли окраины Электростали. Уже заметно стемнело, и местность казалась неуютной в сумерках – расплывшиеся в черноте подступавшей ночи дома, выстроившиеся в ряд за путями, выглядели угрюмыми, косо попиравшими серый снег, а свет автомобильных фар, изредка окатывавший их облупленные бока, лишь усиливал впечатление унылой запущенности.

Я тут же вспомнил, как прошлой зимой бродил по вечерним московским улицам, как повсюду светились окна, приоткрывая чьи-то жития, а я шел один, без дома, без семьи, без имени даже, и мне было тоскливо и холодно.