Екатерина Соболь - Сердце бури

– Однажды расколдуем, не переживай, – махнул рукой Генри. – А пока что твою красоту не портит даже молчаливость.

«Манеры для юных мастеров» предписывали говорить женщинам что-нибудь приятное при любой возможности, и, кажется, получилось – Агата довольно хмыкнула, и щеки у нее слегка покраснели.

Эдвард уже скрылся, но Генри точно знал, где его искать. Башня на крепостной стене тонула в полутьме. Он на ощупь, стараясь не оступиться, поднялся по щербатым ступенькам и забрался на парапет.

– Чем теперь собираешься заняться? – спросил Эдвард, щурясь на далекие огоньки домов.

– У меня есть на примете одно отличное занятие, – с набитым ртом ответил Генри. – Оно называется «Не делать ничего». Я никогда еще этим не занимался, даже не знаю, с чего начать.

– А я знаю! – заунывно крикнул кто-то из сада.

Генри чуть не подавился, но тут же узнал голос. Джетт стоял в темном саду, приложив обе руки ко рту, как рог громкоговорения.

– Ладно уж, залезай, – сказал Эдвард. – Красть тут нечего.

Из темноты долго раздавалось тяжелое дыхание и сдавленные ругательства – Джетт с его ногой был не приспособлен влезать по узким, едва заметным ступеням в темноте.

– Я, между прочим, за весь день ничего чужого не тронул, – сказал он, вытирая лоб, и уселся на свободный парапет. – Хотя у вас тут все валяется как попало. Кстати, спасибо, Генри: ты своей речью с утра чуть не довел меня до сердечного приступа, а потом, буквально час спустя, я вспомнил, что и так знаю все, что ты сказал, просто на пару дней забыл. Мало того, мать, за которой я героически собирался ехать, внезапно обнаружилась прямо во дворце. Она была тут все это время, но я позавчера про это забыл и уехал, даже не попрощавшись. За ней присмотрела какая-то добрая кухарка.

Он перевел дыхание, схватил с тарелки Генри вареную картофелину и отправил себе в рот. Генри отсел подальше. Он так долго ждал этого ужина, что теперь ни с кем не собирался делиться.

– Чего это ты в саду делал? – подозрительно спросил Эдвард. – Саженцы выкапывал, чтобы кому-нибудь за стеной продать?

– Не. Ходил свою кобылку проведать, Йенс ее вернул и на конюшне поставил. Кстати, ваше высочество, – оживился он. – У меня идея, как нам всем заработать денег.

– Продать твою лошадь?

– Нет, – оскорбился Джетт. – Она заслужила достойную старость, а у вас тут сена полно. В общем, я слышал про такую выдумку предков, которая называется музей. Люди выставляют там всякие интересные вещи, а другие платят, чтобы на них посмотреть.

– А, я про такое читал, – согласился Эдвард. Генри в разговоре не участвовал: жевал. – И что ты предлагаешь?

Вы, конечно, ворота свои королевские теперь снова откроете, но не дело их все время распахнутыми держать. Не все такие честные, как я, – сказал Джетт. – В Башню мастеров все, кто хотел свой дар найти, еще до истории с Хью сходили. А теперь давайте новую штуку сделаем: выделим помещение и устроим там музей похода за Сердцем. Положим туда ларец от Сердца, шкатулку Сиварда, мою гармошку, меч какой-нибудь, ну и всякие еще штуки. А я буду людей туда водить и интересно им все рассказывать. В лицах, с фокусами и переодеваниями. Я уже поболтал с Петером, вашим скрипачом, – он готов сопровождать представление жалостливыми и веселыми мелодиями, это очень способствует продажам билетов. Я вам в казну целую прорву денег заработаю! А вам это, уж извините за честность, очень надо: она почти пустая, вы все в сеть переплавили, скоро зубы на полку положите.

– Ну, даже не знаю, – важно спросил Эдвард, но Генри видел, как у него заблестели глаза: идея ему понравилась. – Надо поговорить с королем.

– Вот вы и поговорите, – подмигнул Джетт. – Внесете ценный вклад в наше предприятие. А тебя, Генри, мы просто будем показывать за дополнительные деньги.

– Нет, – сказал Генри.

Он мог быть очень убедительным даже с набитым ртом и болтая ногами: Джетт примирительно поднял руки и кивнул:

– Ладно, ладно. А Сван, кстати, обещал с почтовыми сороками присылать из своего путешествия героические стихи для моего представления. Еще я попросил его присылать мне какие-нибудь любовные стишки, только не про смерть: буду дарить их Агате и выдавать за свои. Девчонки любят поэтов, раз уж даже на Свана одна запала.

Эдвард начал медленно, гневно краснеть, но ответить не успел: из-под стены, только на этот раз со стороны площади, раздался крик:

– Эй! Помогите!

Все свесились вниз, и Генри от удивления выронил изо рта кусок груши.