Елена Маврина - Твердыня грёз

Голые деревья чернели влажной корой. Ветер тревожил их заострённые кроны, ажурные паутины ветвей. Горану мнилось: он ступает во мрак безлунной ночи. Непроходимые чащобы, заколдованные тропы. Господин Трость поморщился под мелким дождиком, налетающим с холодным воздухом стаями мошек. Отвязал от цепочки плаща звёздную ветвь с начертаниями гербовых символов провинций, чиркнул её млечными краями о сапфировые рога трости. Голубые искры породили сине-белое пламя.

«Ступай, птенчик, – вздохнув, произнес Господин Трость. – Тропа вернёт тебя в Яругу».

Горан принял горящую факелом ветку, что дымилась и шипела под настырными каплями туч. Господин Трость, причмокнув с сожалением, похлопал воспитанника по спине. Больше – ни слова. Воспитатель шаркающей походкой начал удаляться к крепостной стене. Бастионы горели вечерними огнями. Горану мерещились разговоры, накрытые угощениями столы, лучи свечей и речи мудрецов. Порыв ветра трепал пламя в руке, пронизывая насквозь стужей. Тело продрогло. Ноги замёрзли, пальцы рук онемели. Чернолесье шумело штормовым морем. В унисон душевному ненастью непогода демонстрировала свирепую мощь.

Кудесник осмотрел склонённые рогатины деревьев. Заросли дерезы сплетались сетями в пучине ветвистого шатра. Чаща кривилась голодным монстром.

Горан без оглядки побрёл в лес…

Ночь опускалась на землю холодом. Дождь прекратился. Ветер стих. Горан всматривался во тьму лесных дебрей, слыша только шелест травы под ногами. Он вновь отклонился от тропы путешественников. Опасная беспечность. Но изнутри кудесника поедали переживания и боль, давило тягостное бремя разрушенных надежд.

Чернолесье напоминало лабиринт. Туман крался сыростью по пятам. Вспыхивали и гасли тусклые блуждающие огни. Горан не боялся тайных сущностей колдовского леса. Он винил себя, злился на мудрецов. Он жаждал справедливых слушаний. За один проступок рушить судьбу непозволительно!

Деревья встречали путника палачами в тернистых мантиях. Никто никогда не видел их в листве. Зимой бородавки на колючих кустарниках распускались пунцовыми цветами, ввергающими сладкими ароматами путников в сон. Люди провинций сторонились чернолесьев, но жуткие слухи о монстрах, скрывающихся в неприступных чащах, множились. Горан остановился, озираясь. Левая рука ныла от тяжести багажа. В правой – догорала звездная ветвь путешествий. Тропа блестела в двух шагах сырым грунтом.

Над головой громко каркнул ворон.

Горан помахал рукой, распаляя покачиванием огонь сапфировых очагов. Он надеялся когда-нибудь увидеть деревья-великаны Звёздных гор, сейчас покрывшиеся кремниевой корой на зиму. Воспитанником он представлял, как подготовит ветвь путешествий самостоятельно, вернётся к бабушке и дедушке стражем тайн цитадели грёз – гордостью семьи.

Кривые стволы в бурых мхах поскрипывали кроной, исчезая в темноте. Горан брёл, не чувствуя холода, не замечая отсветов любопытных глаз в зарослях. Млечное зарево ветви касалось его лица утешающе, безучастность останавливала страхи ночи. Тропа вилась в пугающую даль.

Когда луна осветила поляну в багровой траве, Горан понял, что достиг земель Бескравии. В каждой из восьми провинций каменистой Царны существовали хмурые обители – чернолесья – тёмные пятна на листе страны, которую окружали могущественные и враждебные колдовские миры. В чернолесьях стирались преграды народов, времен, ощущений. Заколдованные тропы могли увести опрометчивого путешественника в неизведанные края. Горан крепко сжимал рукоять тлеющей ветви, думая о доме, в котором провел детство.

Лоснящиеся влагой деревья расступились, тропинка скрылась в поросших бородатым мхом камнях. Путник перебрался через их острые глыбы, оглянулся, прощаясь навеки с таинственным миром волшебства. Трубное воронье «крух!» гнало прочь.

Горан ступил на сухую дорогу. Плывущие тучи чернили луну и алмазы звезд. Справа и слева простирались тихие степи Яруги. Ночь скрывала увядшую траву, что ещё недавно зеленела жизнью и буйствовала цветом. Одинокие дубы и багровые сухостои высились примитивной разметкой пустынной местности. Вдали светились окна домов.

Близость чернолесья обрекла Яругу веками существовать крохотным селением крестьян. Семь сотен построек ютились возле густого лиственного леса. Жители редко выезжали в другие населённые пункты, ведя уединенную жизнь: сеяли по весне пшеницу, овес, ячмень, просо, гречу, а осенью одаривали Скоп яровыми хлебами. Скоп – столица всей восточной провинции Царны, Бескравии. Во второй месяц осени леса Бескравии покрывались алым золотом, пламенея пожаром листвы и трав. Провинцию образно именовали в народе Багровым Горизонтом. Во времена пребывания в Башне Воспитанников Горана часто спрашивали об огненных змеях, обитающих в норах степей, которые осенью, разгневанные наступающими холодами, воспламеняли деревья, взмывая к небу пожары. В граде шутили, что жители Бескравии – угрюмые и смуглые кожей, оттого что раскалённая листва опалила их, очерствила характеры. Горан не любил такие разговоры. Он знал не понаслышке, насколько изнурителен труд в полях под жгучим солнцем и беспощадны ветра в засуху.