Джон Норман: Мечники Гора

— Какой? — уточнил я.

— Беспомощной, полной потребностей, — ответила она, — умоляющей, если желаете.

— Мне это нравится, — признал я.

— Насколько же мы во власти наших владельцев, — прошептала рабыня.

— Мужчины пожелали видеть вас такими, — сказал я.

— Да, Господин, — согласилась она. — И я люблю это. Я люблю этот мир, мир мужчин!

— Ну, здесь хватает и свободных женщин, — заметил я.

— Но даже они должны знать, — сказала Сесилия, — если только они не непроходимые дуры, что их привилегии и свободы — не более чем подарок мужчин, возможно временно предоставленных им, и который может быть отозван в любой момент, стоит им только захотеть.

— Возможно, — пожал я плечами.

— Я не завидую им и их свободе, — призналась рабыня.

— Зато они могут завидовать тебе и твоему ошейнику, — предположил я.

— Он мой, я его им не отдам, — прошептала девушка.

— Тогда, возможно, какому-нибудь другому, — улыбнулся я.

— У каждой из них где-то, есть господин, — сказала Сесилия.

— Возможно, — не стал спорить я.

— Будем надеяться, что они когда-нибудь повстречаются, — вздохнула она.

— Полагаю, что Ты права, — поддержал её я.

— Почему, Господин? — спросила Сесилия.

— Потому, что этот мир, Гор, является миром мужчин, — пояснил я.

— А я и не хотела бы никакого другого, — призналась она.

— И почему же? — поинтересовался я.

— Потому, — улыбнулась Сесилия, — что я — женщина.

— И рабыня, — добавил я.

— Мы все рабыни, — вздохнула она. — Мы все надеемся встретить наших владельцев.

— Возможно, — пожал я плечами.

— Разве есть среди из нас такая, которая не хотела бы быть проданной со сцены торгов в руки господина?

— Возможно, вы хотели бы сами выбирать себе владельцев, — заметил я.

— Конечно! — рассмеялась рабыня.

— Но это вас выбирают, и это вас продают, — сказал я.

— Да, Господин, — прошептала она, и я ещё раз напомнил ей о её уязвимости и неволе.

С каким наслаждением и как беспомощно, лишённая мною всякого выбора, извивалась, отдавалась и умоляла она в своём ошейнике, неспособная ничего поделать с собой.

Рабынь нужно подчинять, но никак не оскорблять. Они прекрасные существа, созданные принадлежать, покоряться, работать и использоваться как женщины в самом полном смысле этого слова, но к ним не должно относиться с жестокостью или злостью, они заслуживают боль не больше, чем любое другое животное, которым можно было бы владеть. Это бессмысленно, контрпродуктивно и иррационально. Рабыня должна стремиться делать всё возможное и невозможное, чтобы быть хорошей рабыней, чтобы её господин был полностью удовлетворён ею, но если она честно и с уважением, пылко и почтительно, прилагает все усилия, для этого, чего ещё можно было бы потребовать от неё? Наслаждайтесь ею, и, если пожелаете, похвалите её, а если вам это доставит удовольствие, приласкайте. Получайте от тела и ума вашей рабыни самое изысканное и непомерное удовольствие, которое мужчина может познать, удовольствие от покорения женщины его вида.

Держите её в её ошейнике и наслаждайтесь ею.

Даже самая прекрасная из рабынь знает, что плеть существует и что она будет применена незамедлительно, если ею не будут довольны, и это, несомненно, добавляет аромата к их отношениям, но, не будем забывать, не страх перед плетью является главным побуждением её желания доставить удовольствие своему господину. Она благодарна ему за то, что у неё есть господин, благодарна за то, что он счёл целесообразным владеть ею и наполнять её жизнь смыслом.

Когда Сесилия заснула, я осторожно укрыл её одеялом, оделся, накинул на себя рокон, поднялся по трапу и, выйдя на главную палубу, направился на нос судна и поднялся на бак. Я простоял там довольно долго, любуясь морем. Свет трёх лун, этой ночью взошедших вместе, искрясь, мерцал на воде. Иногда сверху слышался скрип рей и хлопки трёх больших, прямых парусов, ловивших ветер.

Наш курс, как мне подсказывали звезды, пролегал между южной оконечностью Коса, и северной Тироса. За долготой этих островных убаратов лежали лишь несколько небольших Дальних островов. Никто не знал, что могло скрываться дальше этого крошечного архипелага.

За ним на картах не было ничего.