– Если они резко пойдут строем по флангам, то нам не устоять, – честно предупредил я сурово склонившегося у прицела беса.
– Я их всех кусь? – с безрассудной отвагой бодро предложил мой пёс.
В ответ лишь секунда выразительного молчания. Видимо, мы с безрогим брюнетом и так были достаточно красноречивы.
– Нет вам лапки, – обиделся он и улёгся под стол лакать воду из миски.
– Я перед тобой обязательно извинюсь, но можно чуточку позже? – вежливо попросил я, вскидывая винтовку в стрельбе с колена.
Старая трёхлинейка на этот раз неожиданно тяжело дала отдачу в плечо, но тем не менее уже второй фашистский командир начал удивлённо проверять пальцем глубину дырки во лбу. Не сомневайтесь, унтер офицерик, прошило насквозь!
– Браво, мон ами, – сдержанно похвалил меня Анчутка, коротким яростным прицельным огнём не давая прочим гитлеровцам даже шанса поднять голову.
Вообще-то нормального чёрта одной серебряной пулей нипочём не завалишь, проверено на собственном опыте, эта нечисть рогатая может и с шестью пулями в башке перегрызть горло любому человеку, а потом вернуться на лечение в пекло, как в санаторий. Поэтому считается, что опытные бесогоны с чертями в драке не вяжутся, выхлоп минимальный, а проблем огребешь столько, что весь остаток жизни только на лекарства работать. И то если очень повезёт.
– Слева заходит гад с гранатой, тормознёшь? – попросил безрогий красавчик.
Я выстрелил навскидку, целя не в голову или грудь, а конкретно в кисть руки. Граната упала в снег и взорвалась под ногами героя Германии. Судя по воплю, чего-то там крайне важное ему всё-таки задело или оторвало. А глядя на то, как он высокими балетными прыжками умёлся с нашего двора, этот чертяка сделает себе карьеру как хороший танцор у того же Цискаридзе.
– А ты весьма опасный тип, амиго. Не хотел бы я, чтоб ты застал меня в Париже со своей любовницей.
– У меня нет любовницы.
– С Мартой?
Я молча направил ему ствол трёхлинейки между ног.
– Тео, не надо, – неожиданно вступился Гесс. – Давай лучше я сам его кусь?
Бедный бес на секунду потерял голос, потом покрыл нас обоих матом и вновь нажал на гашетку. Пулемёт вновь заплевал свинцом всю территорию. Тем не менее, несмотря ни на что, черти во дворе продолжали прибывать. Как бы героически мы ни оборонялись в маленькой баньке, рано или поздно они подползут поближе и просто сожгут нас фаустпатронами.
Это лишь банальный вопрос времени, ничего личного, никакого паникёрства, провокаций или героизма. Мне не раз приходилось бывать в подобных ситуациях в горах, и, если бы не своевременное покрытие поляны дальнобойной артиллерией или успешный вылет трёх-четырёх «вертушек», всю роту можно было бы хоронить как павших смертью храбрых. По крайней мере, на моей памяти именно так объясняли какую угодно смерть любого погибшего горе-солдатика.
Подорвался на своей же мине, случайно попал под колёса нашей же бронемашины, повесился из-за измены любимой девушки, перепил ворованного у медиков спирта и упал в пропасть, выдернул чеку гранаты и ждал как дурак девять секунд, и всё такое прочее.
В любом случае родственникам всегда и по-любому напишут: «Пал смертью храбрых во время исполнения служебной задачи, боевого долга перед Родиной, Отечеством и всем народом России. Помним, скорбим, чтим! Возможно, так суждено сгинуть и нам…»
– Право, амиго! На два часа.
– Есть. Принял. Снял.
– Лево, на двадцать три.
– Есть.
– Прямо, слева, справа, на час, пять, восемь! И я тебя лизь!
– Гесс, заткнись, пожалуйста.
– Почему вам можно, а мне нельзя?
Потому что для тебя, дорогой мой пёс, всё это игра, в которой ты ничего не понимаешь, а у нас тут стреляют всерьёз. Тебе под столом таких тонкостей не понять. А нам и объяснять-то некогда, немцы открыли такой шквальный огонь, что мы с Анчуткой, наверное, минут пять – десять просто свернулись калачиками на полу, уповая лишь на то, что пушек у них нет и баньки у нас на Севере делают из соснового сруба, в котором пули вязнут на глубине пары сантиметров.
– Ты обещал мне сдать Дезмо, – пользуясь случаем, напомнил я.
– Издеваешься, братушка? Вот прямо сейчас, да, самое время нашёл…
– Почему нет? Всё равно лежим нос к носу и головы не поднять. Колись, раз дал слово.
Безрогий бес витиевато выругался по-валлийски, но, поскольку огонь всё равно не стихал, деваться ему было некуда. Он стряхнул с волос мелкие осколки стекла и начал:
– Дезмо, он же Дезмониэль, один из павших ангелов низового звена. Проявил полное раскаяние и молил о прощении. Иногда такое возможно, ибо не тебе и не мне судить о воле небес. Потом несколько сотен лет провёл на так называемом покаянии. Это значит, прожил десятки человеческих жизней в праведной вере, без особых косяков, как правило принимая мученическую смерть. Сейчас работает на Систему, консультант по особым заданиям. Нареканий к нему нет, доверия, впрочем, тоже. К своим бывшим знакомцам по пеклу относится с особой ненавистью. Попасть к нему в лапы хуже, чем в то же ровенское гестапо.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу