Павел Майка - Мир миров [litres]

– Привет, Шулер. Рад тебя видеть живым и здоровым. И с дочерью. Когда мы в последний раз виделись…

– Я ее удочерил, – перебил его Шулер. – И не называй меня старым именем. Тут меня зовут Покрак. Это правильно, так должно быть.

Когда Кутшеба ответил «нет», дом будто задрожал. Девушка не сдержалась, коротко вскрикнула и бросилась успокаивать отца, но двери комнаты захлопнулись прямо перед ней.

– Папочка! Пустите меня, папочка! – кричала она, но Шулер, который хотел, чтоб его называли Покраком, никак не реагировал. Он не то чтобы встал, он как будто вырос над столом, нависая над Кутшебой. Мрак в доме сгустился, потемнело даже свечение кургана.

– Я – Покрак! – прорычал хозяин.

Кутшеба жестом сдержал Грабинского, который потянулся за револьвером.

– Не такое имя я для тебя избрал, – ответил он спокойно.

– Его больше нет!

Рычание Шулера, должно быть, слышала вся деревня. Казалось, стихло все – как внутри дома, так и по всей округе. Замолчали куры, которые прохаживались между постройками, и обычно говорливые гуси, даже птицы, кричавшие на деревьях, растущих внутри защитного круга. Как будто мир замер, повергнутый в ужас, насылаемый созданием, которое Кутшеба рискнул разозлить.

– Я знаю, кто ты, Шулер.

Хозяин занес кулак как будто для удара. Грабинский не ждал – вытянул револьвер. Яшек вскрикнул.

И тогда распахнулись двери – и те, в которые маленькими кулачками била дочь Шулера, и входные, которые явили их взору женщину, наполненную светом.

– На колени! – закричал Шулер резко изменившимся голосом, и в этот раз Кутшеба его послушался.

Все пали на колени пред Светлой Госпожой, Вечной Девой.

– Такие гости прибыли в мои чертоги, что я не смогла спать, – сказала она доброжелательно. – Встаньте, прошу. Неприятно говорить с коленопреклоненными.

Все послушались, кроме Шулера и вжавшейся в него дочери. Они еще ниже склонили головы, пока светлая хранительница не подошла к ним, не обняла и не поставила на ноги.

Яшек разинул рот. Он уже забыл о том, какие чувства вызвала у него дочь хозяина, так как только что влюбился во второй раз. Он бормотал что-то себе под нос, Грабинский не выдержал и наградил его тумаком.

Ванда села с ними. Что бы Яшек ни увидел, это не могло быть лицо хранительницы. Хотя Ванда и излучала мягкий свет, он полностью скрывал черты ее лица, как белая фата скрывает лицо невесты от жениха.

– Вас прислал стражник моего отца?

– С поклонами и дарами для вас. Отец ваш спит, никто не вправе потревожить его покой. Господин Новаковский исполняет волю князя, которую тот передает ему через сны.

– Отец проживает в более спокойной местности. Он может счастливо спать хоть века. Пожалуйста, передайте ему, что его дочь все еще его любит и старается, как может, исполнять свои обязанности.

– Спасибо, госпожа.

– У вас есть дары и для моих людей?

– Тридцать килограммов серебра, госпожа.

– Очень пригодится. Спасибо. Оставьте стражнику у ворот. А теперь перейдем к более важным делам. Зачем вы беспокоите моего кузена?

– Мы собираемся в поход, госпожа. Я бы хотел, чтобы ваш кузен сопровождал нас.

– Он хочет забыть о своей прежней жизни.

– При всем уважении, госпожа, он не может о ней забыть.

Шулер что-то пробормотал. Дочь погладила его по длинным волосам.

– Он не может забыть своего имени, госпожа. Оно его… – Кутшеба заколебался.

– Приручило, – подсказала Ванда. – Ты это хотел сказать?

– Это слово не отражает всего смысла, госпожа. Но да. Лишенный имени, он может стать тем, чем был когда-то, – неуправляемой силой, чистым гневом.

– Не под моим покровительством!

– Это правда. Но я хочу вырвать его из-под вашего покровительства, госпожа.

– Ты уклоняешься от ответа: почему?

– Я отправляюсь в длительное путешествие. Опасное. Шулер Судьбы мне очень пригодится. Но это не все. Мы будем путешествовать не только верхом, но и на механическом транспорте. Кто-то должен сдерживать мои несчастья, чтобы не допустить катастрофы. Шулер меня знает и справится с этим лучше, чем хранитель машины.

– Я могла бы освободить тебя от них, – Ванда смотрела Кутшебе прямо в лицо, и он на какое-то мгновение увидел ее глаза – большие и светло-голубые. Мара внутри него завыла, словно взгляд Ванды жег ее живым огнем. Она неистово царапала душу Кутшебы, готовая выскочить и драться за него с силой, которая не оставляла ей шансов.

– Нет, госпожа. Спасибо, но нет.

– Как пожелаешь, – казалось, она погрустнела. – Я отпущу с тобой моего кузена, но только если он пойдет по собственной воле.