Павел Майка - Мир миров [litres]

Дирижабль прибыл двумя часами позже. Волки завыли, увидев его, а казаки направили в небо два трофейных тяжелых автомата. Все не сводили глаз с корабля, величественно приземляющегося на поляне.

Темный, еще с гербом Якубовского и символами Галицийских железных дорог, но с красным флагом, развевающимся на корме рядом с галицийским флагом, дирижабль опускался рядом с людьми, духами и зверями как пришелец из другого мира – уверенно и спокойно. Целые толпы народу вышли ему навстречу. Только Волка Ветролапа и Мочки нигде не было видно.

– Просто прекрасно, – проворчал Грабинский при виде сходящего по трапу чародея, которого сопровождал одноглазый гном. – Мы сами спешим в лапы врага.

– Ты можешь остаться, – вид Кунтца беспокоил Кутшебу. У гнома были с ним личные счеты. Почему его не расстреляли за проваленную миссию? Разве не такой конец ждал всех, кто подвел Революцию?

Он снова задумался, не лучше ли попытаться сбежать. Они позволили казакам затащить себя прямо в ловушку, и этого факта не отменяли заверения епископа, что их связывали общие цели. Корыцкий был прав, когда говорил, что одно дело – когда сильные мира сего убивают, и совсем другое – когда ввязываются в политику. Каждая новая их цель оказывалась труднее предыдущей. Чтобы убить пятого, ему придется развязать войну?

Всё оружие они должны были отдать казакам, которые очень обрадовались таким подаркам. Епископ благословил трофейные пистолеты и карабины, чтобы они не подводили новых хозяев. Сабли и ножи он не захотел принять – сказал, что белое оружие обладает душой, которая умирает только со смертью владельца. Отобранное силой у живого хозяина, оно будет мстить, как будто наделено собственной волей.

– Узнаешь меня, Океанский? – гнома прямо распирало от мстительной радости. – Не ожидал, негодяй, правда? Ох, я приготовлю тебе место в аду, предатель!

Кунтц приказал заковать всех, включая женщин. Епископ уговаривал Ванду остаться с ним, однако на это не соглашались ни Шулер, ни сама девушка. «Где они, там и я!» – решила она, неизвестно, думая при этом об отце, любимом парне или обо всей компании. Шулер в свою очередь сказал епископу прямо в глаза, что ему не удастся сделать из его дочери монашку и заковать ее в кандалы одной религии. У епископа заблестели глаза; казалось, два бога сейчас начнут проверять, кто из них сильнее, но Ванда не позволила этого. Она встала между ними, обняла их и прошептала что-то, что могло быть и просьбой, а могло и благословением. Что бы она ни сказала, они оба пришли в замешательство и отошли друг от друга.

– Я никого здесь не предавал. – Кутшеба дернулся, когда на него надевали кандалы. Он оглянулся на епископа и плюнул в его сторону.

Кунтц рассмеялся. Демонстративно улыбаясь, он подбежал к епископу с протянутой рукой. Старец неохотно пожал ее.

– Вы мудрее, чем ваша погасшая религия! – похвалил его гном. – Вы понимаете, за кем будущее! Я бы даже выпил с вами за начало плодотворного сотрудничества, но время поджимает! Этого там уже ждут. Ну, бывайте, товарищ! Простите, что я не жду от вас благословения в дорогу…

– Дурак, – казак, стоявший рядом с епископом, по-волчьи оскалился, наблюдая за взлетающим дирижаблем. Они еще до его прибытия правильно рассчитали дальнейший курс корабля, когда отправляли в путь Волка Ветролапа. – Несет свою смерть и радуется этому.

– Ты не знаешь, чем это закончится, Юрек, – епископ положил ладонь ему на плечо. – И даже я не знаю. Послушай меня, сынок. Ты поедешь за ними, но со своими людьми. Осторожно, по-тихому. Если Кутшеба не сможет ничего сделать, не предпринимай никаких действий.

– Я знаю таких, как он, батька. Он мир перевернет с ног на голову, но своего добьется. Даже могила его не сдержит.

– Может, и так. Но мы еще не готовы к войне с Революцией. Мы должны положиться на этого несчастного человека. Ты поможешь ему сбежать, если что, но ничего, кроме этого. И проследи, чтобы дирижабль был наш.

– Слушаюсь, – скривился казак. Его определенно не радовала перспектива поднебесного путешествия. – Благословите меня перед сражением. Если я не вернусь, то хочу, чтобы душа моя была чиста и перед небесами, и перед землей.

Епископ не был уверен, значило ли хоть что-то его благословение для молчаливого Неба, но положил ладонь на голову воина, вызванного равно из степных легенд и из романов. От молитвы у мужчины заблестели глаза. Печать благословения, возможно ничего не стоящая в христианском Небе, на Диких Полях имела свое значение. Епископ мог порой сомневаться в себе, в своей роли и значении, но вся Украина знала, что нет никого святее, чем святой Николай, Бог богов на Диких Полях. Даже земля стелилась под ноги рыцарям, которых он благословлял.