Кассандра Клэр - Призраки Сумеречного базара. Книга вторая [6-10 части] [litres]

Пока.

– У тебя кровь на руках, – прошептал Эш.

– Ничего нового, – пожал плечами Янус.

Он сел за резной дубовый стол с желудем в центре – последним, упавшим с мертвого древа, и уронил усталую голову на руки. Себастьян когда-то сказал ему, что всегда горит изнутри, но когда Янус рядом, ему лучше, потому что тогда они горят вместе. Теперь Себастьян мертв, а Янус все еще горит. Эш положил ему на плечо прохладную руку.

– Я думал, тебе здесь будет лучше. Но не вышло. Я прав?

Ради Эша Янус сумел даже поднять голову.

– Мне будет лучше, – пообещал он. – Уже скоро.

– Ах, да. Я почти забыл, – Эш отодвинулся от него. – Когда ты уйдешь и бросишь меня…

– С какой это стати я тебя брошу? – удивлено посмотрел на него Янус.

– Ну, ты же меня любишь, потому что вынужден , – сказал Эш. – Это чары, не забыл? Совершенная верность. Думал, я не знаю?

Глаза его были холоднее зеленого льда. Клэри в них сейчас не было ни на йоту.

Янус вернулся к дому Магнуса, едва осознавая, что и зачем делает. Но он еще понимал, что соваться в Институт смерти подобно, в здесь ему вряд ли что-то угрожает. Он оделся в черное, как полагается Сумеречному охотнику. Когда-то он был им. Спрятавшись в тени у дома, он ждал, пока наружу выйдет кто-нибудь знакомый, но вместо этого увидел внутри свет и движущиеся за окнами силуэты. Наверное, сегодня все решили остаться дома, ночь выдалась туманная и сырая.

А потом голос совсем с другой стороны произнес:

– Я убью тебя, Джейс Эрондейл!

В последний раз, когда Янус видел Саймона у себя в мире, тот как раз сказал что-то подобное.

Лицо его тогда было бледным, как луна, и шестнадцатилетним – навсегда шестнадцатилетним. Он был похож на заблудившегося ребенка, но в том мире заблудившихся детей было слишком много.

А сейчас Саймон шагал по нью-йоркской улице – он был выше, старше, более загорелым, носил больше рун, а в руках нес пакеты с продуктами.

А еще он не был вампиром, вдруг понял Янус. Он был… Сумеречным охотником . Да что не так с этим миром?!

– Да-а? – говорил Саймон. – Да, да, да. Продолжай хвастать, тут тебе равных нет. И готовься к тому, что тебя разобьют в пух и прах. Ты не настолько хорош в видеоиграх, как наивно полагаешь.

Он поудобнее перехватил пакет из коричневой бумаги и плечом прижал телефон к уху.

– Да, я взял кексики, – добавил он. – Ты, надеюсь, тоже сделал, все что нужно? Гони Лайтвудов с кухни! И пусть ничего не трогают!

Последовала короткая пауза.

– Изабель – любовь всей моей жизни, но ее семиярусный соус не уступает девяти кругам ада. Не смей ей этого говорить! Ты что, передаешь ей все слово в слово, пока висишь со мной на телефоне? Ты труп, Эрондейл!

Он нажал отбой и бросил телефон в карман, неодобрительно качая головой, потом взбежал на крыльцо и открыл дверь – кажется, своим ключом.

Янус зашел со стороны переулка, где была пожарная лестница, забрался на второй ярус и заглянул в окно.

За мокрым от дождя стеклом кто-то танцевал, смеялся – длинные черные волосы метались по плечам. Янус задохнулся, когда понял, кто это: Изабель. Живая и хохочущая. Принимающая забавные позы. К окну подошел Алек и обнял ее: под мышкой он держал брыкающегося ребенка, которого Изабель покрыла поцелуями с головы до пяток.

С Валентином, а потом с Себастьяном Янус провел больше времени, чем с ними – со своей семьей. Иногда ему даже казалось, что это просто сентиментальная мечта – не мечта, а дурацкая слабость, Джейс! – мысль о том, то у него когда-то были Лайтвуды. Алек, Изабель, Макс, Мариза, Роберт. Его родные.

Что он сделал с Маризой?

То, что и должен был, напомнил себе Янус. Он сжал рукоять меча. Самое лучшее, самое правильное, что вообще можно было сделать. Он не должен быть слабым.

На краю поля зрения что-то мерцало, переливалось – так часто бывало, и это дразнило его и мучило, никогда не превращаясь в реальность. Но только не сейчас. Так часто с тех пор, как она ушла, Янус надеялся увидеть ее, услышать – хотя бы шепот, призрак, хоть что-нибудь, только не эта бесконечная тьма, в которой ее нет! Надо перестать так жаждать ее, прекратить надеяться, искать… Надо выжечь себе сердце, пусть останется лишь пригоршня серого праха. Куда бы он ни устремлял взгляд – ее там не было.

До этого дня.

Он понял, почему Изабель за стеклом то и дело меняла позы.

Клэри рисовала ее.

Она уселась на подоконник рядом с Изабель, положив между ними альбом; темный профиль на фоне стены. И на сей раз она не растаяла, не исчезла – потому что была настоящей.