— Ничего, — говорю я. — Выйдем отсюда — я угощу тебя пивом. Не из этого поганого ларька, а зайдём в бар, где торгуют пивом в разлив. Выберешь сорт, какой больше понравится.
Крысёнок улыбается — и я с удивлением отмечаю, что улыбка у него забавная, в сущности. Мультяшная.
— Пойдёмте дальше, — говорит он. — Они больше не сунутся. Странно, что попытались, обычно чуют и не дёргаются.
— Как ты это делаешь? — спрашиваю я в лёгком офигении.
— Их можно есть, — говорит крысёнок и скрипуче хихикает.
Меня слегка передёргивает. Меня тоже можно есть. Крысы едят практически всё.
Вход в подземку заперт ажурной решёткой. Стилизованные металлические паучки врисованы в звёзды Матейи: по идее, решётка должна защищать подземку не только от непрояснённых хулиганов, которым могло бы придти в голову бродить по ночам, но и от сил Глубокой Тьмы. Крысёнок протягивает руку сквозь решётку, говорит с досадой:
— Метрах в десяти с той стороны я бы открыл. Надо туда.
Я усмехаюсь:
— Как?
И впервые в жизни вижу воочию этот крысиный фокус: он протискивается между решёткой и стеной. Проходит в щель, куда с трудом пролезла бы моя рука.
Я вижу, как резиново сплющивается его морда — как он протаскивает себя, будто неплотно надутый воздушный шарик — только звякает об решётку протез. В этом есть что-то омерзительное и восхитительное разом.
— Эй, — говорю я. — Ты не учёл: я за тобой не пройду.
— Просто подождите, — крысёнок мотает головой, обтирает ладошками тёмную плитку на стене — и вдруг входит в неё. Как в водяную завесу — рраз! — и не видно.
Я остаюсь один — и у меня ощущение потери последнего оружия. Тру лоб — оказывается, он вспотел. И тут прямо рядом со мной в стене разверзается провал.
Я отшатываюсь от неожиданности. Крысёнок стоит на осыпающемся песке: ход ведёт круто вниз.
— Здесь безопасно, — говорит крысёнок. — Это и есть наша нора. Мы просто уйдём под Город — и всё. Вы увидите… кого хотели.
Я вдыхаю. Шагаю вперёд.
Мне в спину бьёт короткий порыв ветра — стена за моей спиной вновь стала реальной. Зато я — вне привычной реальности.
В крысиной норе.
Интересно: первый из людей?
Должно быть темно — ведь фонари остались в подземном переходе по ту сторону бытия. Но я отчётливо различаю стены, как в пещере из песчаника, с фигурными натёками, неровный пол в каких-то дюнах, будто песчаный пляж, и крысёнка в паре шагов впереди.
Крысёнок стаскивает капюшон. Надо думать, хочет лучше слышать — пошевеливает ушами. И мне мерещится странный звук на пределе слуха — то ли шелест, то ли падение капель где-то много ниже, то ли далёкий неразборчивый шёпот.
Пространство вокруг полно неживым, плывучим зеленоватым светом из ниоткуда, будто я смотрю сквозь прибор ночного видения.
— Эй, — окликаю я. — Я тебя вижу…
— Вы привыкнете, — отзывается крысёнок. — Тут всё немного другое — и зрение, и слух, и осязание. Вы не волнуйтесь: выйдете из норы — и всё станет как прежде.
Спасибо. Утешил.
— А ты знаешь, куда идти? — спрашиваю я.
— Я всегда знаю, — говорит крысёнок. — Я чую.
Ладно.
Я иду за ним. Идти тяжело, ноги вязнут в песке, как в болоте — а крысёнок семенит легко, его лапы, даже протез, в песок не проваливаются. То ли он очень лёгкий, то ли нужен особый навык, то ли крысы здесь не совсем реальны… но это ещё не так удивительно, как то, что в этих иномирных пещерах в принципе есть пригодные для человека тропы.
Вокруг бесконечный лабиринт. В самых низких местах можно идти, не сгибаясь — а местами свод взмывает в глухую темноту, в которой призрачно мерцают сталактиты. В сумеречных углах что-то светится зеленее и ярче; у меня приступ дурного любопытства, я подхожу посмотреть.
Вижу груду костей, полузанесённую песком. Кости светятся, как гнилушки.
Грудная клетка, обгрызенная так, что даже сейчас на костях видны следы зубов. Пара человеческих черепов, расколотых сверху, с макушки, чтобы съесть мозг. Череп заметно крупнее человеческого, тоже расколотый, в верхней челюсти длинные клыки. Собачий череп. Ужасный череп в каких-то кручёных костяных выростах или рогах, с тремя глазницами, затылок отколот напрочь и нижней челюсти нет. Какие-то исцарапанные, разломанные длинные кости — может, конечностей…
— Это твои сородичи? — вырывается у меня.
Крысёнок, кажется, не понимает вопроса:
— Нет, ваши — и ещё там… другие.
— Я имел в виду: ваши жрали?
— Да, — отвечает крысёнок просто. — А кто же?
Читать дальше