Мысль о том, что времени осталось совсем немного, все больше беспокоила меня с тех пор, как мы вернулись из страны Неизвестных Теней. А когда я очутился в безымянной крепости, эта мысль превратилась в навязчивую идею.
Пока мы разговаривали, Шукрат деловито разгружала свое бревно. Сбросив большой дерюжный мешок с грохотом щебенки, она сказала:
– Дай мне отдохнуть, а потом полетим спасать задницу нашей дурехи. И вовсе не потому, что меня так уж волнует ее судьба. Просто хочу сделать приятное папуле.
– Понимаю. И ценю. Как знать, может, и она когда-нибудь выручит тебя.
– О да, я бы не отказалась.
– Что в мешке?
Сперва ей не хотелось отвечать, но потом она поняла, что молчать нет смысла.
– Раковины улиток. Тобо не хотел, чтобы я летела без защиты. Он за меня волнуется.
– Как он?
– Когда лучше, когда хуже. Но чаще хуже. И в смысле физического здоровья, и в смысле душевного. Это меня пугает. Никто не может сказать, выживет ли он. А если выживет, то сохранит ли рассудок. Боюсь, все это теперь зависит от его матери.
– Что? Сари вернулась?
– Нет. Она точно мертва. Но ее дух, а заодно духи ее матери и бабушки следуют за Тобо по пятам. Когда его треплет лихорадка, они тут как тут. Тобо говорит, что они с ним разговаривают и все время упрекают. А ему это не нравится. Но я считаю, что ему давно пора к ним прислушаться. Потому что жар и тряска начинаются всякий раз, когда он делает нечто такое, что его матери не понравилось бы, будь она жива. Даже если это какая-нибудь мелочь – например, забыл почистить зубы.
– Ты и правда веришь, что его преследуют эти женщины?
– Не важно, верю ли я, папуля. Главное, что он в это верит. Даже когда у него проходит жар и в голове проясняется, он упорно твердит, что мать намерена оставаться с ним до тех пор, пока он не перестанет нуждаться в ее опеке. Тогда она обретет свободу и воссоединится с Мургеном. Тобо просто бесит, когда ему заявляют, что он еще сопливый мальчишка и его дурное поведение не дает матери отдохнуть. А Сари, очевидно, тоже раздражает его незрелость, потому что ей надоело торчать здесь и нянчиться со взрослым оболтусом.
– И почему мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь?
– Потому что ты прав. Есть кое-что еще. Тобо думает, что у этих женщин может кончиться терпение. И боится, что они утащат его с собой.
– То есть убьют?
– Нет! Как можно убить родное дитя? Не убьют, а возьмут с собой. Извлекут из тела. Так же, как покидал свое тело Мурген. С той лишь разницей, что Тобо не позволят вернуться. И если такое произойдет, то его тело через какое-то время умрет. Прежде чем ты скажешь, что Сари не даст родному сыну умереть, вспомни, что этот дух – уже не та Сари, которую ты знал. Эта Сари побывала на той стороне, среди духов, которые там уже очень давно. И как минимум один из этих духов предвидел различные варианты будущего Тобо еще до того, как Мурген и Сари встретились.
У меня создалось впечатление, что Шукрат поверила во все это не меньше, чем Тобо.
– Хорошо. Отдыхай, малышка. А я пока придумаю для нас план.
Взгляните-ка на меня. Крутой мужик. Старее древности, хромой, один глаз почти не видит, одна рука короче другой, умеет читать и писать, но, несмотря на все это, – крутой мужик.
146
Мир Ворошков. Крепость Рукнавр
За Вратами в мир Ворошков наблюдали с той стороны. Дяди Шукрат надеялись, что она тоже отыщет дорогу домой, и им не терпелось заполучить еще одну производительницу.
Мы не таились от наблюдателей. Но к Вратам прилетели ночью. Чтобы отвлечь часовых, Шукрат запустила через Врата несколько весьма необычных спутников.
Тобо не смухлевал, когда дал ей в помощники своих невидимых друзей. Мне он, помнится, подсунул парочку якобы ворон, которые постоянно где-то шлялись и которых я месяцами не видел. Зато ей он подарил несколько самых крупных и умных Теней, готовых ее защищать и делать все, что она прикажет.
Черные гончие принялись наводить страх на двух дозорных, не позволяя им добраться до бревен. А мы тем временем прошли через Врата и тоже приняли участие в веселье. Неизвестные Тени здорово перепугали Ворошков, но Шукрат все же сумела их усыпить.
И очень скоро мы поняли причину.
– Да они же совсем дети! – воскликнул я, раздевая одного из них. – Этому от силы лет двенадцать.
Тот, которого раздела Шукрат, оказался еще младше.
Читать дальше