Нэйт Кеньон: Буря света [litres]

– Если ты отвернешься от меня, мы навсегда станем врагами, – сказал Империй. Его голос был тихим, но исходивший от архангела холод обжигал. – Пути назад не будет, Тираэль.

Тираэль обнаружил, что Чалад’ар все так же лежит перед ним на полу. Он поднял ее, почувствовав знакомую тяжесть и ее энергию. Но жажды заглянуть в ее глубины больше не было.

«Такая маленькая вещица таит в себе такую силу, – думал он. – Но теперь у нее нет надо мной власти. Больше нет».

Тираэль бросил чашу архангелу. Она прокатилась по полу и остановилась прямо перед Империем.

– Я смертный, и останусь таким навсегда. Человечество – это будущее для всех нас, независимо от того, признаешь ты это или нет.

А потом Тираэль развернулся и покинул Зал Совета, отправляясь навстречу новому и неизвестному.

Тираэль исчез.

Первой мыслью Джейкоба, когда они благополучно прошли через портал и, наконец, достигли древнего города нефалемов, стало то, что каждый из них оставил на Небесах часть себя. Это напоминало потерю конечности.

Тираэль никак не мог оставаться в живых так долго. Сомнений не было – их лидер погиб.

Джинвир поставила сумку на пол и, отойдя как можно дальше, устроилась у стены, прислонившись к ней плечом и сложив окровавленные руки на коленях. Воительница выглядела так, словно готова была упасть в любой момент – ее кожа посерела, она часто дышала. Черный камень души излучал горячую, просачивающуюся в самое нутро болезнь, которую нефалемы ощущали, кажется, даже костями. Впрочем, то же защитное заклинание, которые скрывало крепость нефалемов от ангелов и демонов, удерживало недуг в катакомбах. Решено: они похоронят Черный камень души здесь, глубоко под землей, в самом дальнем уголке лабиринта – в комнате, где покоится сам Раккис. Здесь камень и останется. Навечно.

Завершить миссию было единственным способом отдать дань уважения тем, кто пожертвовал собой, чтобы спасти этот мир, и Джейкоб был уверен – лично он сделает все, что потребуется, чтобы довести дело до конца.

– С тобой правда все хорошо?

Шанар была рядом, ее руки обнимали его за плечи, а милое лицо находилось всего в паре дюймов от его собственного. Чародейка дотронулась до затянувшейся раны у него на груди, и Джейкоб впервые осознал, что рана заканчивается в том самом месте, где его отметил призрак, стерев серповидный шрам и заменив его другим. Мужчина чувствовал внутри себя что-то еще, словно в его теле поселилось какое-то новое существо. Ощущение было странным, но его нельзя было назвать неприятным. Что бы Зейл ни сотворил с ним, Джейкоб был жив, а это куда больше, чем все, на что он смел надеяться с той самой секунды, как меч Сикарай нашел свою цель.

Джейкоб задумался над вопросом Шанар. Был ли он в порядке? Он кивнул, осознавая те изменения, что произошли внутри него, ту вновь обретенную уверенность, которую принесла битва с Сикарай. Его сила никогда не брала начало из Эл’друина или любого другого оружия; она шла изнутри.

Возможно, чародейка тоже почувствовала эту перемену, поскольку на этот раз не стала шутить, а просто нежно поцеловала его.

– Хвала небесам, – шепнула она. – Но ты мой должник, приятель. Я чуть не умерла от страха, глядя на то, как ты истекаешь кровью на полу.

Джейкоб улыбнулся, но на сердце у него было тяжело.

– Посмотри, как там Джинвир. Она ранена, и кто знает, как камень повлиял на нее. Скоро нам придется покинуть это место, иначе все мы будем в опасности.

Еще мгновение Шанар изучала его лицо, а затем кивнула:

– Мужчина, который берет на себя ответственность. Я ведь могу и привыкнуть к этому. – Она развернулась, чтобы уйти, но внезапно обернулась. – Может, у него и получится. Дай ему шанс.

Джейкоб покачал головой. У них еще будет время для скорби, но не сейчас. Тираэль хотел, чтобы Джейкоб возглавил хорадримов, и он намеревался это сделать. Есть люди, о которых необходимо позаботиться, и задачи, которые необходимо решить. К тому же где-то там, в темноте, оставались призраки. Санктуарий вовсе не был в безопасности.

Каллен сидел на каменной стене, а рядом с ним устроился монах. С тех пор как они вернулись, ученый не произнес ни слова и теперь смотрел в пустоту. Он где-то потерял свои очки и выглядел еще более мягким, более уязвимым, чем прежде, но при этом в нем чувствовалась какая-то новая энергия, заставляющая других держаться на расстоянии.

Джейкоб повернулся к некроманту. Зейл казался лишь оболочкой самого себя. Он стоял, по-прежнему сжимая почерневший обрубок руки, а Гумберт что-то бормотал, но так тихо, что Джейкоб не расслышал.