– Но люди должны понести наказание, – произнес Империй. – Наши собратья погибли. Воины света вернут камень сюда, где ему и место.
– Не вернут, – сказала Ауриэль, – потому что я приказала им отпустить нефалемов.
– Что ты сделала? – Империй выпрямился во весь рост, и на мгновение показалось, что сейчас он ударит Ауриэль. – Ты не имела права !
– Люди ушли, Империй. Ушли туда, где нам их не достать. Камень где-то там, в безопасности, и нам лучше не знать, где именно. Небеса вновь могут обрести покой. Не позволяй гордыне и гневу омрачить тот факт, что мы снова стали единым целым. Позволь нам проявить милосердие.
– Милосердие – признак слабости, – фыркнул Империй. – Ему нет места на войне.
– То же самое можно сказать и о любви, – сказала Ауриэль. – И о сострадании. Но нам стоит ценить их – как во время войны, так и после наступления мира. Это не слабость, а признак силы. – Она переместилась в центр Зала Совета. – Я призываю к экстренному голосованию Совета. Отдай Тираэля под суд, и пусть ему вынесут приговор в Круге Правосудия, или позволь ему остаться в Совете в качестве Аспекта Мудрости и посланника между ангелами и людьми.
– Ты… ты не можешь этого сделать!
– Уже сделала. – Ауриэль вскинула свой меч. – Я голосую за восстановление Тираэля в правах и его возвращение в Санктуарий. Это то место, где наш брат хочет быть, место, которому он принадлежит. Он может охранять камень, как и желал с самого начала. – Архангел Надежды обернулась к Тираэлю: – Мне бы хотелось, чтобы ты продолжил заседать в Совете, но, пожалуй, мы не оставили тебе выбора. Прости, что не слушала тебя, брат мой. Мне жаль, что ты избрал путь, ведущий прочь от единственного дома, который знал, но я считаю, это решать тебе. – Она развернулась обратно к Империю. – Твой голос?
– Я… – Империй боролся с собой, крылья щелкали позади него. – Он предстанет перед судом!
– Итераэль?
Несколько долгих мгновений последний член Ангирского совета парил в молчании. Казалось, он вообще не в силах говорить.
– Он больше не архангел, – наконец произнес Итераэль. – Однако он все еще член Совета. Тираэль действовал из лучших побуждений, пытаясь спасти оба мира. Его не станут судить за это здесь, в Небесах, но я надеюсь, он найдет ответы, которые ищет в другом месте. Отныне его судьба мне недоступна.
– Вы оба глупцы! – прогремел Империй, и его голос вызвал дождь из пыли и осколков хрусталя. Соларион накалился до предела, когда он вновь призвал копье, и Тираэль был уверен, что сейчас архангел пустит его в ход. – Вы решили уничтожить нас! Спутавшись с демоном, Инарий развратил святую сущность ангелов и навлек позор и тьму на всех нас. Человеческий род – чума! Черный камень души откроет Единому Злу дверь в Санктуарий, и врата Преисподней распахнутся, выпуская свою мерзость!
– Лучше рискнуть и спрятать его, – сказал Тираэль. – Если оставить его здесь, Небеса безнадежно погрязнут в скверне и провалятся во тьму.
– Смерть наших собратьев на твоей совести. – Империй опустился на землю перед Тираэлем, обвиняющим жестом направляя на него Соларион. – В конце концов, ты же заглядывал в Чалад’ар. Разве чаша не показывала тебе этого? Неужели ты так ничему и не научился?
Тираэль горько улыбнулся, в то время как его брат по оружию ожидал ответа. Значит, это не Империй нес ответственность за действия Балзаэля – во всяком случае, не за все. Но его отношение к Санктуарию было не изменить. Империй делил все на правильное и неправильное, на добро и зло. Никаких полумер, никаких полутонов.
На мгновение Тираэль задумался о том, что было бы, не сбрось он крылья и не стань смертным. Убедился бы он в конце концов в допустимости убеждений Империя? «Он по-прежнему мой брат». Но доверие Тираэля к нему было безвозвратно потеряно, и Империй больше никогда не увидит его прежним.
Возможно, после всего пережитого он был больше похож на человека, нежели на ангела.
– Я обращался к чаше, – ответил Тираэль. – Говорят, что в ней содержатся все эмоции всех разумных созданий, и это похоже на правду. Я понял, что значит быть человеком, даже если мне не суждено самому им стать. Но стать свидетелем сразу всех эмоций – значит отгородиться от них, и в конечном счете, ты перестаешь их воспринимать. То, что я нашел, было концом для милосердия, для любви и добродетели. Концом всех эмоций, а не их началом. Но Чалад’ар потерпела неудачу. Я решил остаться в мире людей, чтобы принять их склонность к добру и свету. Ты можешь считать, что их склонность к злу слишком сильна и рисковать нельзя, но я уверен, что мы должны пойти на это. Ибо без человечества всякая надежда будет потеряна и тьма в конце концов победит.
Читать дальше