Себастьян Кастелл - Убийца королевы [litres][с иллюстрациями]

Но я на него не сердился. После всего, что со мной сделали он и его скользкая старая змея, белый пленитель, следовало ожидать, что я буду плевать ему в лицо, рассказывая, какие страшные и грязные вещи собираюсь с ним сотворить, если когда-нибудь подвернётся шанс. Следовало ожидать, что я скажу: «Это всё ваша вина. Если бы вы не сотворили со мной того, что сотворили, я смог бы защитить королеву!» Но я ничего подобного не сделал. Во мне не осталось ни следа обиды или желчи.

У Колфакса их с лихвой хватало на двоих.

За свою относительно короткую жизнь я десятки раз видел людей со смертью в глазах. Я видел жажду крови и ярость берсеркера. Но никогда не видел такого разъярённого человека, как маршал Колфакс.

— Я думал, это будет допрос, — сказал я, пытаясь выговорить слова в промежутках между кашлем и рвотой.

Он подождал, пока меня перестанет тошнить, схватил меня за шею и сжал её.

— Ты позволил этим людям забрать нашу королеву, — сказал он. Он говорил яростным шёпотом, но его следующие слова заполнили мои уши и эхом отозвались в пустоте внутри меня. — Одиннадцатилетнюю девочку. И когда они… — Он выглядел так, словно задыхался от своих слов. — Она была в ночной рубашке. Одиннадцатилетнюю девочку утащили в ночной рубашке.

На мгновение он как будто попал в ловушку этой мысли, парализованный причинённой ею болью. Его хватка на моём горле ослабла, лицо выглядело постаревшим. Спустя минуту, однако, глаза его прояснились и уставились на меня, а рука снова сжала моё горло.

— Но ты был в безопасности, не так ли? Прятался в комнате, которую она тебе дала. Итак, скажи, какую информацию может предложить трусливый лживый картёжник?

У меня уже кружилась голова от кашля, от недостатка воздуха я на секунду потерял сознание. Маршал сжал снова, и я подумал, что могу умереть. Это было бы блаженством, если бы, будучи трусом, я не боялся смерти больше, чем жизни. В тот краткий миг мне вспомнились слова Ша-маат: «Ты должен перехитрить маршала, брат. Ты должен перехитрить их всех».

— Я могу её вернуть, — выдохнул я, когда маршал ослабил хватку.

Он засмеялся. Я внимательно вслушивался в его смех. Искренний? Нет, я не сказал ничего смешного. Смех, предшествующий удару ножом в живот? Возможно. Вероятно. Но в его смехе было кое-что ещё. Смятение. Отчаяние. Толика неуверенности, которую мне нужно было разыграть как можно быстрее, как припрятанный туз.

— Её не увезли далеко, — сказал я. — Она всё ещё в городе.

Колфакс схватил меня за волосы на макушке и встряхнул.

— Откуда ты можешь это знать, если ты не участник заговора?

— Будь я заодно с похитителями, думаете, я бы остался, чтобы вы оторвали и вручили мне мою задницу?

Маршал сунул руку за спину и вытащил что-то из-за пояса. Мгновение спустя я почувствовал у своей шеи клинок.

— Ты мог остаться, если похищение королевы было только первой частью плана. Или чтобы никто не погнался за похитителями.

Теперь настал мой черёд смеяться. Смех получился хриплым, слабым, полным неблагозвучной мелодии отвращения к самому себе. Оставалось надеяться, что маршал слушает не так внимательно, как я.

— Разве я сделал что-то такое, из-за чего вы считаете меня храбрецом, способным остаться и пожертвовать собой, лишь бы пара дароменских аристократов могла претендовать на трон?

Колфакс сплюнул.

— Нет, ты слишком большой трус. В этом плане твой послужной список хорошо известен, наставник в картах.

Потом смысл моих слов наконец дошёл до него, он схватил меня за подбородок и вздёрнул мою голову вверх. Для старика он был силён.

— Подожди. Что значит «дароменские аристократы»? Люди, которые забрали королеву, — забанские ассасины.

Я попытался покачать головой, но он слишком крепко меня держал, поэтому я просто сказал:

— Да, похитившие её люди оделись, как забанские ассасины, но это была всего лишь уловка. Из-за неё вы послали всех своих людей перекрыть дороги из города. Похитители работают на клику аристократов здесь, в Дароме.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что её не убили на месте, — ответил я.

Маршал изо всех сил старался сверлить меня самым ненавидящим и недоверчивым взглядом. Но я видел, что он клюнул, хотя бы слегка, и задаёт себе те же вопросы.

— Послушайте, — сказал я как можно твёрже и убедительней. — Пусть забанцы и называют себя философами, они ничем не отличаются от любых других религиозных фанатиков. Вся их страна сходит с ума по своему Колесу Судьбы с восемью спицами. Они одержимы двумя понятиями: судьбой и чистотой. Они даже не прикасаются ни к чему, что считают противоречащим естественному порядку вещей.