Кассандра Клэр - Королева воздуха и тьмы [litres]

– Джинсы, водолазки, перчатки, ботинки. Если будете выходить на улицу, прикрывайтесь максимально, чтобы спрятать руны. Там и консилер есть, если пожелаете прихорошиться. Еще что-нибудь нужно?

Джулиан посмотрел на него долгим взглядом.

– Да, нужно, – сказал он наконец.

Кэмерон едва успел, бормоча, выйти за дверь, как в ванной выключили воду. Появилась Эмма, завернутая в полотенце, порозовевшая и сияющая. Неужели она всегда так выглядела? Эти яркие краски, золото волос, черные знаки на светлой коже, темный мед глаз.

– Прости… – сказал он; она как раз тянулась за одеждой, но замерла. – Я только сейчас начинаю понимать, что натворил.

Она ушла в ванную и вернулась в черных брюках с карманами и зеленой майке. Постоянные парные руны на руках выделялись резко и необычно – ну да, здесь ведь ни у кого таких не было.

– Тот, кто прикидывал наши размеры, мой точно переоценил, – заметила она. – Лифчик просто гигантский, хоть на голову надевай. А что, отличная шляпка выйдет.

Без стука ввалился Кэмерон.

– Добыл то, что ты хотел, – он бросил Джулиану на колени кучу карандашей и альбом для рисования. – Первый раз такой заказ получаю. Большинство новичков шоколада просит.

– А у вас есть шоколад? – встрепенулась Эмма.

– Нет, – отрезал Кэмерон и ушел.

Эмма проводила его заинтересованным взглядом.

– Этот новый Кэмерон мне определенно нравится, – сообщила она. – Кто бы мог подумать, что из него такой крутыш выйдет? Милый был мальчик, спору нет, но…

– У него всегда была тайная сторона.

Внезапно вернувшиеся эмоции, судя по всему, прихватили с собой нежелание ничего скрывать.

– Некоторое время назад он подвалил к Диане: был совершенно уверен, что Ансельм Найтшейд убивает вервольфских детишек. Доказать ничего не мог, но основания думать так имел серьезные. Родные ему говорили, чтобы он бросил это дело, что у Найтшейда есть могущественные друзья… И он явился с этим в Институт.

– Так вот зачем ты арестовал Найтшейда, – кивнула Эмма. – Хотел, чтобы Конклав обыскал жилище.

– Диана, сказала, подвал был битком набит костями. Костями детей вервольфов, как Кэмерон и говорил. Они проверили продукцию ресторана: там везде была смертная магия. Кэмерон был прав и осмелился пойти против семьи – по-своему, конечно. И сделал это ради Нижнемирских, с которыми даже знаком не был.

– Ты никогда об этом не рассказывал, – сказала Эмма. – Ни про Кэмерона, ни про себя – почему ты на самом деле арестовал Ансельма. Некоторые до сих пор винят тебя.

Он печально улыбнулся.

– Иногда проще, чтобы люди винили тебя. Если единственный другой вариант – позволить злу свершиться, плевать, что подумают люди.

Она не ответила. Он поднял глаза. Кажется, Эмма забыла и про Кэмерона, и про Найтшейда: широко раскрытыми сияющими глазами она смотрела на рассыпанные по кровати карандаши.

– Ты снова захотел рисовать? – прошептала она.

– Все это время, после заклинания, я скучал по какой-то оси, центру внутри… который был, а потом пропал. Но на самом деле я этого не замечал. Сознательно – не замечал. Зато чувствовал. Я жил в черно-белом мире, а теперь краски вернулись… – он выдохнул. – Я все не то говорю.

– Нет. Я тебя поняла. Та часть тебя, что чувствует, – она еще и за творчество отвечает.

– Говорят, что фэйри воруют человеческих детей, потому что не могут сами создавать ни музыку, ни произведения искусства. Колдуны и вампиры тоже этого не могут. Для искусства нужно быть смертным, осознавать, что все конечно. Внутри нас горит огонь, Эмма, он нас сжигает, нам больно – но этот огонь дает свет, и без него я не могу рисовать.

– Тогда рисуй сейчас, – хрипло сказала она.

Она сунула ему в руку несколько карандашей и отвернулась.

– Прости, – снова сказал он. – Я не должен был грузить тебя этим.

– Ты меня не грузишь, – сказала она, все еще глядя в сторону. – Ты лишь напоминаешь, почему я тебя люблю.

Слова вонзились в его сердце стрелами счастья.

– Но имей в виду, ты все еще на крючке.

Она нырнула в гардероб и принялась рыться среди носков и ботинок, подбирая подходящие. Джулиан отчаянно хотел поговорить – и говорить вечно, обо всем на свете, но это… Это должно было быть ее решение, не его.

Вместо этого он поставил карандаш на бумагу и отпустил мысли на свободу, дав образам, что вскипали внутри и когтили разум, хлынуть наружу в аликантском серебряном, благом зеленом, неблагом черном и кроваво-красном. Он рисовал Короля на троне – бледного, могущественного и несчастливого. Рисовал Эмму с Кортаной среди терний… Рисовал Друзиллу, всю в черном, с кружащей над ней стаей ворон.