Кассандра Клэр - Королева воздуха и тьмы [litres]

А тот все еще копался в сумке. Наверняка он не помнит, в панике подумал Кит. Видимо, события в Зале Соглашений стерты или заблокированы. Его самого в момент гибели Ливви и Роберта там не было, но он достаточно слышал от Дианы, чтобы понимать, каково пришлось Таю. Люди иногда забывают ужасные события: мозг просто отказывается хранить или обрабатывать то, чему они стали свидетелями.

– Я приведу Хелен, – сказал Кит наконец. – Она расскажет тебе… что случилось.

– Я знаю, что случилось, – сказал Тай.

Он наконец нашел телефон – на самом дне сумки. Напряжение тут же покинуло его, это было видно невооруженным глазом. Кит растерялся: связи в Идрисе не было, телефон тут был совершенно бесполезен.

– А теперь я буду спать дальше, – заявил Тай. – В моем организме до сих пор наркотики, я их чувствую.

Судя по голосу, ему это совершенно не нравилось.

– Мне остаться? – робко спросил Кит.

Тай швырнул сумку на пол и откинулся на подушки. Телефон он сжимал в руке так крепко, что костяшки побелели, но в остальном не проявлял никаких признаков горя.

Он поднял взгляд на Кита: в лунном свете его глаза казались серебряными и плоскими, как два четвертака. «Интересно, о чем он думает…» – Кит даже представить себе этого не мог.

– Да, пожалуйста. Тоже ложись спать, если хочешь. Со мной все будет хорошо.

И он закрыл глаза. Некоторое время спустя Кит сел на кровать напротив – на ту, что предназначалась для Ливви. Когда он в последний раз видел ее одну? Перед собранием Совета, когда помогал ей с ожерельем… Он вспомнил, как она тогда улыбалась, как ее лицо было полно красок и жизни. Невозможно представить, что ее больше нет. Может, это не Тай ведет себя странно, а они – все, кто смирился с тем, что она умерла… Это они не понимают.

Между комнатой Эммы и его комнатой словно пролегли сотни миль – так, во всяком случае, казалось Джулиану. Даже тысячи миль. Он будто во сне шел по коридорам дома на канале.

Плечо болело и жгло.

Эмма была единственным человеком на свете, которого он желал, и сила этого желания подчас ошеломляла его самого – но никогда так, как сегодня. Он буквально потерял себя в ней… в них, на несколько бесконечных, идеальных мгновений. От него остались только тело и та часть сердца, которая любила и была еще жива. Эмма олицетворяла все хорошее, что еще в нем осталось, и сияло сейчас ярким пламенем.

Но затем пришла боль, появилось ощущение, что что-то неправильно, не так – и тогда он понял. Торопясь к себе в комнату, он буквально слышал, как страх стучится в двери сознания и воет, требуя впустить его и признать. Будто рука скелета скребется в стекло… Чего же он боялся? Своего собственного отчаяния. Пока он был оглушен горем и видел только верхушку айсберга. Оставалось лишь догадываться, сколько горя и чувства утраты скрывается под поверхностью воды. О, тьма и ужас еще придут. С ним уже случалось такое – когда умер отец.

Но сейчас, с Ливви, все будет еще хуже. Он не контролировал свое горе, не был властен над собой. И над чувствами к Эмме. Вся его жизнь была построена на умении держать себя в руках. Но сейчас маска, в которой он гордо смотрел в лицо миру, пошла трещинами.

– Джулс!

Он уже подошел к своей комнате, но проблемы на этом не кончились. Прислонившись к двери, его ждал Марк. Он был едва жив от усталости, одежда и волосы в беспорядке. Джулиан выглядел не лучше: его одежда была разорвана и покрыта кровью, на ногах не было обуви.

– Все в порядке? – спросил Джулиан, останавливаясь.

Он вдруг понял, что в последнее время они с Марком общались исключительно с помощью этого вопроса. Теперь ничего не будет в порядке, но они хотя бы могут сообщать друг друга о маленьких сиюминутных победах: да, Дрю немного поспала; да, Тай, немного поел; да, мы еще, кажется, дышим. Джулиан рассеянно слушал рассказ Марка о том, как они с Хелен забрали Тавви, и теперь Тавви знает про Ливию, и ничего хорошего в этом нет, но все более или менее в порядке, и теперь Тавви спит.

– Не хотел беспокоить тебя посреди ночи, – сообщил Марк, – но Хелен настаивала. Сказала, что иначе утром ты первым делом спросишь насчет Тавви и будешь сходить с ума.

– Так и есть, – ответил Джулиан, поражаясь, как обыденно это звучит. – Спасибо, что позаботились об этом.

Марк посмотрел на него долгим взглядом.

– Ты был очень молод, когда мы потеряли твою мать, Элеанор. Она как-то сказала мне, что в сердце любого родителя есть часы. Обычно они молчат, но всякий раз, когда ребенка нет рядом и ты не знаешь, где он, ты слышишь, как они тикают. И еще тогда, когда дитя просыпается среди ночи и хочет, чтобы ты оказался рядом… Эти часы будут тикать, пока вы не воссоединитесь.