Александр Матюхин: Зеркальный лабиринт [сборник litres]

– Какое, к черту… – он попытался вырваться, но женщина держала крепко. Трепыхнувшись, как муха в паутине, Лёвкин обреченно махнул рукой. – Вы что, показать мне хотите? Думаете, правда там моя девочка?

– Ваша, ваша, чья же еще. Поторапливайтесь.

Лёвкин оглянулся на освещенный прямоугольник входной двери. Он знал, что Маша будет спать еще час, может быть два, потом проснется и отправится во двор, возиться с розами. Придет глубоко за полночь, грязная, с израненными в кровь руками, пахнущая грязью, свалится на кровать и уснет снова. Бесконечный цикл последних дней.

Женщина потянула:

– Торопитесь, говорю!

И Лёвкин подчинился.

Они шли по пустынной дороге. Лёвкин докурил, вышвырнул окурок в ночь. Женщина шлепала тапками по асфальту. В ее волосах торчали бигуди. До озера добрались минут за тридцать. Это было старое дикое озеро, с одной стороны густо заросшее камышами, а с другой расчищенное, с торчащими подмостками для ловли рыбы. Тут стояло несколько лавочек и горели фонари.

На одной из лавочек Лёвкин приметил крохотную фигурку, и сердце его заколотилось. Он бросился, опережая женщину, едва не закричал от нахлынувшего возбуждения, от надежды, но скоро понял, что никакая это не фигурка, а сверток одежды, лишь издалека похожий на человеческий контур.

– Вон там я ее видела, – сказал женщина, уверенно ткнув пальцем на подмостки. – Кидала уткам хлеб. Всё, как на фотографии. Совпадение стопроцентное.

Лёвкин подошел к берегу, ступил на деревянный мостик. Тихо было вокруг. Тихо и темно. Даже лягушки не квакали. Лёвкин попытался вспомнить, был ли он вообще когда-нибудь здесь, и не смог. А ведь они с Ирой любили гулять.

Он обогнул озеро, мимо склоненных ив, мимо камышей, а женщина, стоя под бледным светом фонаря, время от времени кричала ему:

– Точно вам говорю! Поищите хорошенько! Наверняка спряталась. О, эти дети любят везде прятаться!

«Что я такое делаю? – подумал Лёвкин. – Я же был на похоронах утром. Зачем я здесь?»

Но он продолжал упорно шарить взглядом по кустам и среди веток, продолжал испытывать надежду на прочность.

В какой-то момент, когда Лёвкин отошел очень далеко от дороги, женщина крикнула:

– Знаете, она, наверное, уже где-то далеко! Ищите сами! Не нужно мне ваше вознаграждение! – махнула рукой и растворилась в темноте…

Домой он вернулся в одиночестве и, конечно, застал Машу, пересаживающую розы. Сколько раз она пересадила их с места на место за последние три дня.

– Руки болят, – пожаловалась Маша, когда он присел на корточках неподалеку. – Все в царапинах. Отвезешь меня с утра к доктору?

– Ты это уже говорила. Помнишь? Вчера. И позавчера.

– А ты что?

– С утра возвращаешься. Пересаживаешь и пересаживаешь. Сдались тебе эти розы.

– Запихни меня в такси и отвези в доктору, – сухо сказала Маша. – Не слушай, что я там говорю. Это все из-за чувства вины. Без Ирочки в доме слишком тихо.

Это точно. Слишком.

Он вернулся в дом, принял душ, включил телефон, чтобы проверить почту. Пришло три сообщения о пропущенных звонках. Все с неизвестных номеров. Тут же телефон завибрировал. Разглядывая цифры, Лёвкин понял, насколько сильно устал.

– Алло?

– Я девочку вашу нашел, – сказали в трубке. – Маяковский район, знаете? Где стадион.

– Какой, в жопу, стадион? Она мертва! Мертва, слышите?

– Я смотрю на нее сейчас, – сказали в трубке. – Светлые короткие волосы, улыбается, шортики такие, синего цвета, с корабликом на кармашке. Всё верно?

Лёвкин открыл рот, но промолчал. Про шортики никто не знал. На фото их не было видно, конечно.

– Приезжайте. Она тут голубей кормит хлебом. Не ручаюсь, что смогу её задержать.

Трубку повесили. Лёвкин тут же судорожно набрал такси, потом рванул к жене в огород, схватил её под локоть: «Живее!», и вдвоем они выскочили на улицу. Маша не успела даже помыть руки. Лёвкин чувствовал, как дико, импульсивно, с надрывом бьется сердце. Через несколько минут подъехало такси. В салоне пахло огуречным лосьоном. Лёвкин назвал место, которое у стадиона, хотя ни разу там не был и даже не знал, сколько вообще стадионов в этом городке. Таксист вроде бы понял.

Маша крепко сжала Лёвкину ладонь.

«Этого не может быть, – думал Лёвкин, и тут же. – Но ведь нужно же во что-то верить!»

Их домчали быстро. Площадь с фонтаном перед стадионом была пуста. Лёвкин набрал номер звонившего, но никто не ответил. Маша пробежала вокруг фонтана, потом поднялась по ступенькам к входу в стадион. Везде стояли металлические ограждения. Желтый свет фонарей освещал кабинки касс, пустые лавочки, узорную плитку. Лёвкин тоже бегал, не помня себя от волнения, заглядывал в каждую темную щель, кричал, не удержавшись: «Ирка! Ирка!», но сам же понимал, что никто ему не ответит.