Ирина Богатырева - Говорит Москва [litres]

– Да. – Зоя. Артём хочет выйти, но слышит, как она уже сама нажимает на ручку с той стороны. – Спасибо, что проводили.

– Значит, завтра я за вами зайду?

– Как вам будет удобно. Я могу просто отнести в библиотеку. Они никому другому не отдадут, раз вы записаны.

– Конечно, но я бы всё-таки лучше сам…

Голос какой-то неуверенный, смятый. А Зоя отвечает с лёгким раздражением, будто не знает, как избавиться от навязчивого провожатого.

Слышно, как открывается противоположная дверь.

– Зоя Игоревна, здравствуйте. Я услышал, что вы уже вернулись, тут дело одно… – Но подчёркнуто строгий голос Владимира вдруг сбивается на искреннюю радость: – Гера? Герка! Ты?! Какими судьбами!

– Вовка!

Слышно, как обнимают друг друга, терзая за плечи.

– Зайчик, это же Герка, мы же вместе служили! – кричит сосед на весь коридор. – Да ты где сейчас? Как?

– Да вот, как-то… – Гера говорит смущённо, зажато. – Сам-то где?

– Погоди, да чего ж мы в коридоре? Идём ко мне! Зой, зайдёшь? – Владимир гостеприимно распахивает дверь своей комнаты.

– Так вы? Так это?.. – теряется гость.

– Это Владимир, мой сосед, – подчёркнуто отстранённо представляет Зоя. – А это Георгий. Хотя я вижу, что вы знакомы.

– Знакомы-знакомы, сколько лет, сколько зим. Зайчик, зайдёшь? По такому поводу.

– Нет, спасибо. Светлана Александровна скоро вернётся, мне бы не хотелось вам мешать. А кроме того у меня вот, есть чем заняться.

Она как будто что-то показывает, что держит в руках, а потом тянет на себя дверь, чтобы закрыть.

– Зоя! Ну, так я завтра…

– Да, заходите, – отвечает и прикрывает дверь за собой.

Машинка так и строчит.

– Что это было? – спрашивает мать, не отрываясь от работы. – Сцена из семейного театра?

– Ты всё слышала?

– Да вся квартира, я думаю, слышала.

– Ах, мама, это всё так глупо, – вдыхает Зоя. Потом проходит по комнате. – Я тут «Новый мир» принесла почитать. До завтра дали в библиотеке. Вот здесь: Александр Солженицын, «Один день Ивана Денисовича». Говорят, это прямо очень нужно.

– Ну что ж, дали так дали. Значит, будем читать. – Слышно, как мать берёт в руки журнал, листает страницы. – Ты мне лучше скажи, кто этот был.

– Георгий. Познакомились в библиотеке. Он следующий в очереди. А Володя его, оказывается, знает.

– Ну что ж, может, оно и к лучшему, – говорит мать. – Что он в этой очереди следующий.

И снова всё стихает. Квартира полнится бледным, неживым светом. Артём понимает, что его пугают эти провалы, эти обмороки, когда пространство вдруг становится самим собой – пустым, неживым, вымороченным. Никогда не знаешь, чего в следующий раз от него ожидать.

– Бывает всё на свете хорошо, в чём дело, сразу не поймёшь, – вдруг запевает кто-то молодым, полным жизни весёлым голосом. – А это просто дождь прошёл, нормальный… Ребята, потихоньку, потихоньку! Так, вот, так…

– Олег, Олег! Нельзя поосторожней?! Олег, они же всё сейчас вдребезги!

– Ничего, мам, нормально. Мы с ребятами нежно… Эй, старик, угол, не видишь!

Смеются, перекрикиваются – молодые, здоровые голоса. Звук передвигаемой мебели. Поднапрячься – и можно вытащить вдвоём стол или целый шкаф. Большой платяной шкафище. Застрять с ним в коридоре. Со смехом торчать в дверном проёме, изводя мать. Петь или насвистывать, как будто тебе всё нипочём.

– Угол! Олег, вы угол отобьёте!

– Да поворачивай же, ну!

– Застряла махина.

– Чувак, без портяги не обойдёмся.

Дружный смех.

– Володя! Володя, ну помоги же им, смотри, что делают!

Его голос слышен глухо – он стоит на лестничной клетке, командует оттуда, чихвостит молодых.

Наконец, сдвинули. Вытащили. Поволокли вниз по лестнице.

– Смотри: все уезжают, все! Всем нормальные квартиры дают уже. Светка вон тоже увозит своего благоверного, от Зойки подальше. – За соседней дверью Удальцова пилит мужа. Даже, кажется, лупит его чем-то по пьяной харе, вроде мокрой тряпки – звук смачный, чавкающий. Дядя Коля только мычит, вяло отмахивается. – Связалась я с тобой на свою голову! Всю жизнь в этой дыре! Так и сдохнем здесь… с этими!

– Не бойся, Катерина, всех расселят. Прав… Правительство обещало – расселят всех, – бормочет нетвёрдыми губами.

Дверь квартиры открыта. Внизу ещё перекликаются грузчики. Гуляет сквозняк, и мерещатся запахи еды с кухни, запахи нагретого асфальта и июньских тополей с улицы.

Она поднимается по лестнице, она проходит по коридору. Он узнаёт её шаги. В них уже нет прежней лёгкости, но он всё равно узнаёт: это она. Точно – она.