– И чему ты Вилина удивляешься? Господин девицу привел? Мало ли у нас тут вертихвосток за ним бегает?
– Красивую, с больной ногой? Так это, поди, Василиса?
– Ну, Вилина, это давняя история!
– Она совсем крохотулечкой была, а такая бойкая! Вот и забралась на коня господского, и свалилась, да ногу и повредила, хорошо еще конь был ученый – не наступил, не стукнул, жива она осталась, только ходить не могла.
– Родители ее тут в замке служили – отец стражником был, а мать при старой госпоже фрейлиной состояла.
– А потом они уехали, после несчастья, сказали, что видеть ее такой не хотят, оставили ее в замке.
– Кто ж их знает, вроде люди как люди были, а вот свою кровиночку покинули.
– А молодой господин видно свою вину чуял – возился с ней, все исцелить пытался, а она все росла, да росла, и хоть росточку невеликого, а красивая стала. Только бледненькая, худая, господин ее на солнышко летом выносил, да музыку играл, развлекал всячески.
– Долго он с нею возился, лет пять поди, а однажды сказал, что сделать ничего не может, совсем Василисе плохо стало, и той же ночью переполох в замке случился – забралась Василиса в лабораторию господина и что-то там сделала, и все, больше мы ее не видали!
– Как он тогда тужил – с лица весь спал, черный ходил, запретил даже имя ее упоминать! А теперь выходит сыскалась пропажа. Ну и хорошо, может господин за ум возьмется, да женится, наконец!
– И не реви Вилина! Нечего! Сама знаешь, сердцу не прикажешь, а Кощей он такой, однолюб. И папенька его так же – увидел госпожу на празднике, да и умыкнул, тут же и женился, родители ее искать кинулись, а он ее уж с кольцом на пальце вывел!
Василиса внезапно обмякла на кровати – силы кончились, и вспомнила, где видела эти пронзительные черные глаза. Голова закружилась, комната поплыла, и девушка потеряла сознание. Пришла в себя от пристального взгляда, осторожно моргнула, приоткрыла глаза – на пуфике сидел Кощей и вглядывался в ее лицо.
– Привет.
Тихо сказал он.
– Привет.
Так же тихо ответила Василиса.
– Что случилось?
– Не знаю, голова закружилась.
И вдруг на Василису обрушилась волна образов, как бы немного чужих, и в тоже время родных и близких: маленькая девочка сидит на коленях у матери и перебирает цветные мотки шелка в корзинке. Шелк скользкий, гладкий и приятно пахнет корицей. Вот высокий худощавый парень с длинными вьющимися волосами хохочет и подначивает девчонку лет десяти забравшуюся на крышу сарая и боящуюся слезать под суровым взглядом матери. А вот она приходит в себя и видит склонившуюся голову в зеленой шапочке и хирургической маске, а черные глаза пристально всматриваются ее голубые и глуховатый голос говорит:
– Кажется все нормально, Семен Петрович, можно перекладывать.
Ой! Василису затошнило, и она снова сползла в глубину постели и свернулась клубком. В поле зрения появилась влажная тряпка, прошлась по лбу, шее, щекам, от ткани приятно пахло травами и дышать стало легче. Когда Василиса немного повернулась, Кощей все еще сидел рядом.
– Почему ты мне не сказал, прошептала она сухими губами.
– Ты все забыла, и была так хороша. Я обрадовался, что ты жива, а все остальное было не важно.
– Я умру?
– Не скоро.
Успокоил ее Кощей.
– Пока ты была лягушкой, опухоль я убрал, раны затянулись, осталось немного подлечить. Прости, меня напугали шрамы, потому что в человеческом облике я их не видел, через пару недель сойдут, я хороший лекарь. Но зачем ты пошла в лабораторию?
– Я услышала, как ты сказал, что надежды нет. Хотела отравиться, и уронила колбу.
– Дурочка! Я бы все равно нашел способ!
Кощей ласково провел длинными пальцами по волосам Василисы, а потом прижался лбом к ее плечу.
– Впрочем, ты его и сама нашла, я о таком и не думал. В разбитой колбе было сложное многоступенчатое зелье, и я не думал, что оно сработает так. А лягушку оперировать проще оказалось.
– Спасибо, вздохнула Васька, что столько возился. Только больше мне не ври, ладно?
– Ладно.
Кощей приобнял девушку поверх одеяла:
– Спи. Хочешь спою тебе колыбельную?
– Спой, я давно не слышала твоего голоса.
Качаясь на волнах дремы, Васька успела удивленно подумать, что голос Кощея и впрямь кажется ей знакомым, где же она могла его слышать?
Машка
Машка проснулась как раз вовремя – Елисей подъехал к воротам богатырского терема, и из подворотни к коню кинулся крупный щенок – подросток громко лая, и норовя ухватить королевича за ногу. Переждав немного Елисей спешился, цыкнув на пса, потом снял с седла Машку, но поняв, что поездка верхом ее состояние улучшила, не сильно поднял на руки и пронес в узкую калитку. Братья были во дворе, все семеро. Смотрели молча, как протискивается Елисей со своей ношей, и лишь поняв, по легкому вскрику девушки, что она жива, опустили луки.
Читать дальше