Ребята пошли за ним — все, кроме Кости. Тот остался стоять рядом с неторопливо одевающимся Эриком. Подобрал футболку, протянул ему.
— Держи тишку.
— Спасибо, — сказал Эрик.
— Чё завёлся? — спросил Костя. Понизив голос, добавил: — Ты же плаваешь как отстой. Если бы он подписался?
— Антоха с темноты ссытся, — ответил Эрик. — Ночью не поплывёт.
Костя пожал плечами. Эрик был друг, хоть и странный, Антон и впрямь понтовался не по делу и подзуживал Эрика без всякой причины. Но у Кости возникло нехорошее ощущение, что обычный спор едва не кончился бедой.
— Идём?
— Нет, я домой, — Эрик пригладил волосы и словно переключился — из обычного подростка превратился в примерного старшеклассника. — Обещал родителям вернуться до десяти.
— Уже опоздал.
— Успею.
Эрик развернулся и пошёл к дороге. Костя помедлил несколько секунд, пожал плечами и двинулся к ребятам. Антон что-то громко говорил, наигранно веселясь и пытаясь увести разговоры в сторону. Всё-таки Эрик его уделал.
Автобус довёз Эрика к дому в половине одиннадцатого. Хоть он и бравировал, но не успел вовремя. Зато на четвёртый этаж Эрик поднялся по лестнице, чтобы звук лифта его не выдал, дверь открыл очень тихо и проскользнул в коридор. Может быть, родители уже спят?
Но родители не спали. Сидели на кухне и разговаривали. Эрик на цыпочках двинулся по коридору к своей комнате, ловко проскочил опасный участок напротив кухни (краем глаза заметив спину отца и стоявшую у окна мать). И уже двинулся было дальше, но замер, вслушиваясь.
— Был бы родной — иначе бы себя вёл, — сказал отец раздражённо. — Шастает до полуночи не пойми с кем…
Эрик застыл.
— Мы его воспитали, — сказала мать. — Он родной и есть.
Отец фыркнул.
— Вместе же решили, — сказала мать. — Не моя вина, что своих не родили…
— Ну попрекай меня, попрекай! — тяжело произнёс отец. — Что на работе надрывался, что здоровье загубил…
Эрик стоял, прислонившись к стене. Пытался вспомнить, когда отец жаловался на здоровье. Вроде не было такого. Да и работа у отца была спокойная — в управлении порта.
Впрочем, почему у отца?
Оказывается, что у чужого человека.
Он дошёл до своей комнаты, проскользнул в открытую дверь. Не раздеваясь, лёг на кровать. Полежал минуту, слушая бубнёж из кухни. Родители никогда особо не ссорились, да и сейчас, разве это ссора? Вот у Костяна, когда ссорятся — даже кот с синяками ходит…
Эрик достал из кармана наушники, воткнул в уши, запустил трек. Группа «Тёмный пластилин» гнала рэп — опускала Тимати и прочих старпёров по-чёрному. В дверях мелькнул силуэт — Эрик сделал вид, что не заметил.
— Эрик!
Он вынул наушники. Посмотрел на родителей.
— Ты давно дома? — спросил отец растерянно.
— Да с полчаса, — ответил Эрик. — Уроки сделал, музыку слушаю.
Мать и отец переглянулись.
— Ну… хорошо. — Отец ушёл. Мать постояла, потом зашла, прикрыла дверь. Села на кровать.
— Что… мам? — спросил Эрик.
Она почувствовала заминку. А он не смог её спрятать. Или не захотел. Обычно у него всё получалось — как сегодня, когда пришлось ругаться с Антоном. Эрик мог быть своим в любой компании, мог общаться с кем угодно и кого угодно убедить в своей правоте. И мать мог убедить. Но сейчас — будто не захотел.
— Ты слышал, — сказала мать.
Эрик молчал.
— Мы тебя любим, — сказала мать. — Отец просто переживает, он тоже тебя любит. Он сгоряча… от волнения.
Эрик подумал, что это, в принципе, правда. Может и получал он порой выволочки, а пару раз, в детстве, ремня по заднице — но всегда по делу. И подарки ему дарили хорошие, и прикид был правильный, и когда он заболел китайским гриппом — отец и мать сидели рядом, переживали…
— Да всё в порядке, мам, — сказал Эрик. — Ты чего вообще?
Мать заколебалась. Понимала, что сын услышал правду, но хотела поверить, что ничего не произошло.
— Спи давай, — она натянуто улыбнулась. — Завтра в школу.
— Завтра суббота, — поправил Эрик. И зевнул. — Но я сейчас, да. Буду спать.
Мать вышла, поглядывая на него. Он остался лежать. В груди бухало сердце, было противно и тоскливо, хотя с чего бы вдруг? Антон с мачехой живёт, Костя с отчимом. Наверняка среди компании есть и приёмные ребята. Что он распереживался? Не младенец, чтобы сопли на кулак наматывать.
Но что-то изменилось.
Даже не в его отношении к родителям. Оно, пожалуй, хуже не стало.
Но словно… словно якорь какой-то оборвался.
Эрик даже обрадовался, когда поймал себя на этой ассоциации. Оборвался якорь. Его что-то держало, крепко-накрепко, и он к этому привык, смирился. А теперь свободен.
Читать дальше