Макс Мах - Голубая луна

— Безумец! — согласился Леопольд, которого прикрыл от удара его собственный колдун. — Знал, принцесса, что вы сильная колдунья, но одно дело знать, и другое — увидеть.

— Прошу меня извинить, ваше величество! — покачала головой Герда. — Я и представить себе не могла, что эта мразь решится на покушение на глазах у венценосца, выступающего посредником.

— Не за что, — отмахнулся Леопольд. — Вы здесь ни при чем. Но все-таки я вас спрошу, в чем смысл этого паноптикума? За что вас преследует Великий князь Гардарики? Ведь, как я слышал, он обязан вам троном и жизнью покойной жены…

«Каламбур так себе, — тяжело вздохнула Герда, — но что-то же я ему обязана сказать?»

— Видите ли, ваше величество, — сказала она вслух, — дело в том, что в период, предшествующий попытке переворота, мы с князем Иваном состояли в любовной связи…

— Так это действительно его дети?

— Это мои дети! — Твердо ответила Герда, причем твердость ее была такого сорта, что опасность, прозвучавшую в ее голосе, почувствовал даже король.

— Ваши, ваши! — Поднял он перед собой руки. — Бог с вами, принцесса! Даже если бы вы были его законной женой, и эти дети родились бы в освященном церковью браке, я и тогда не стал бы вмешиваться. Но вы были всего лишь невестой, и никаких прав у него — без вашего слова, — нет. Я просто пытаюсь понять, что подвигло Великого князя на такой странный поступок?

— Это не он, — покачала головой Герда. — Это в очередной раз инициатива его бояр. Они один раз на меня уже покушались. А он… Если бы этого послал князь Иван, он написал бы мне письмо. Как минимум, попытался бы объясниться, и уж точно не стал бы готовить покушения на мою жизнь. Это не его стиль!

«Во всяком случае, раньше был не его…»

За обедом о делах не говорили, — вполне отдав должное, как правилам приличия, так и яствам, которыми угостили их повара Герды, — но после трапезы, оставшись наедине в ее кабинете, перешли все-таки к «предмету обсуждения», и граф ди Гравина смог наконец сформулировать то, чего не смог сказать Герде накануне, на приеме в королевском дворце:

— Буду с вами откровенен, ваше высочество, — начал он, смочив губы вином, на которое он, вопреки ожиданиям, отнюдь не налегал, — я нахожусь в отчаянном положении. Добряк Кассий изгнал меня из пределов империи, заодно лишив доходов с принадлежащих мне имений. И, как на зло, именно сейчас мне не к кому наняться. Профессия военного востребована не всегда. Полагаю, это временно, поскольку вечный мир всего лишь красивый образ, но это то, что определяет мое нынешнее положение. Разумеется, у меня осталось немного денег и драгоценностей, и, если сейчас же распустить армию, один я смогу без напряжения продержаться несколько лет, пока не найду нового покровителя или богатую невесту. Но вы, ваше высочество, должны понять вот что: я солдат. Я был солдатом всю свою жизнь, солдатом, надеюсь, и умереть. И для меня эти четыреста человек — не просто отряд наемников. Это лучшие. Это костяк любой армии. Те, кого я знаю много лет, с кем участвовал в доброй дюжине компаний. Я не хотел их терять, и поэтому мысль, предложить вам свою помощь, показалась мне хорошей идеей. Причем, неважно какую компанию я уговорил бы вас начать: против Новгорода или за трон Эринора, главное было начать. Победа не обязательна, а участие в военной компании позволило бы пополнить казну.

— Почему вы мне все это рассказываете? — Герда не обольщалась на счет маршала, верить тому, что он говорит не стоило. Опытный человек и дипломат не из последних. Умеет красиво подать и продать любую мысль.

— Потому что я передумал, — коротко и бессмысленно.

— Что изменилось?

— Я встретил вас.

— Я вам уже говорила, маршал, — улыбнулась мужчине Герда, — разговоры о любви в ваших устах звучат не слишком убедительно.

Репутация у маршала была как раз из тех, что отпугивают робких богобоязненных женщин и, напротив, притягивают «рискованных особ», то есть тех, кто знает, что именно следует ценить в настоящем кавалере. Не следует только путать мужчину, способного стать хорошим любовником, с тем, за кого можно выйти замуж.

— Тем не менее, это так, — ее слова собеседника отнюдь не смутили. — Сейчас, увидев вас воочию, я верю каждому слову в восторженных рассказах о вас тех гардарикских дворян. Такой красоты, такой внутренней силы я прежде нигде не встречал. С каким бы недоверием вы не отнеслись к моим словам, они правдивы, и я готов доказать вам силу моего чувства любым способом, какой потребуете. Скажете, распустить армию, распущу. Прикажете ждать вашей милости, буду терпелив.