Кристель Дабо - Граница миров

Офелия подняла голову: к ней кто-то подошел, но не та женщина, а какой-то мужчина. Офелия плохо его видела, однако в нем было что-то знакомое. Она инстинктивно почувствовала, что должна идти с ним, и они долго пробирались по каким-то лестницам, таким же путаным, как и всё остальное. Человек шагал военной поступью, носил тюрбан и бурчал что-то неразборчивое. Офелия была уверена, что уже где-то видела его. Она сконцентрировалась на нем, перестав думать о себе, как всегда делала это во время чтения , и его фигура сразу же приобрела четкие контуры. Концом своего тюрбана он пытался скрыть – правда, безуспешно – низ лица с ужасной, видимо, недавней и плохо зажившей раной, которая лишила его половины нижней челюсти. Старый комендант. Старый комендант, который пока еще не был старым.

Он привел Офелию в какое-то странное помещение на самом верхнем этаже – она не сразу поняла, нравится оно ей или нет. Ясно было одно: ей предстояло провести тут много, очень много ночей.

Дом .

Офелию обступили мальчики и девочки всех возрастов, они смотрели на нее с любопытством и одновременно с опаской. Сироты, как и она сама. Она не различала ни одного лица, зато слышала их вопросы:

– А тебя как зовут?

– Ты откуда взялась?

– А ты случайно не шпионка?

– Ты войну-то видела?

И Офелия услышала свой ответ – серьезный ответ, произнесенный голосом, который принадлежал – и не принадлежал – ей:

– Меня зовут Евлалия, и я хочу спасти мир.

Сироты растворились в облаке пыли. А Офелия раскашлялась и никак не могла остановиться; стоило ей открыть рот, чтобы набрать воздуха, как туда забивалась паутина. В конце концов она упала на выщербленный паркетный пол; его острые занозы впивались ей в щеки.

Офелия изумленно оглянулась на зеркало, из которого вышла. Призрачные картины, только что увиденные в нем, уже таяли. Мать семейства, комендант, сироты – всех этих людей вместила крошечная доля секунды, которую занял ее мгновенный переход между зеркалами.

Однако на сей раз это никак не походило на галлюцинацию. Она участвовала в сцене, которая действительно произошла – несколько веков назад .

Офелия встала на ноги. Зеркало, висевшее в пустоте, было единственным предметом обстановки в комнате, где она очутилась. Ни дверей, ни окон – только маленькая отдушина на потолке, которая пропускала внутрь лучик света. Она знала, что это за место. Это была потайная комната, надежно скрытая в чреве глобуса, парившего в воздухе в самом сердце Секретариума, парившего, в свою очередь, в самом сердце вавилонского Мемориала.

Офелия подошла к зеркалу, висевшему в пустоте, и увидела свое пыльное отражение. Как и во время первого посещения, она смогла различить смутные контуры стены, на которой оно некогда висело. Поскольку Офелия уже читала это зеркало, она знала, что Евлалия Дийё жила здесь в те времена, когда еще не стала Богом. И ей ясно представлялось, как эта маленькая женщина – так похожая на нее, но притом совершенно другая, – печатала здесь на машинке свои детские сказки. Теперь Офелия понимала, что для Евлалии Дийё эта комната была чем-то бóльшим, нежели рабочий кабинет. Перед тем как стать школой мира, где Евлалия воспитывала Духов Семей, Мемориал был приютом для военных сирот, и там она провела свое детство.

Дом .

Вот куда хотела попасть Офелия, перед тем как шагнуть в зеркало туалета. И оно доставило ее сюда, разбудив в ней вторую память, которая Офелии не принадлежала.

– Это не мой дом, – с упреком сказала Офелия своему отражению, как будто они уже не понимали друг друга. – Я ведь не она!

Но едва Офелия произнесла эти слова, как поняла очевидное: во время первого посещения этого места она увидела Евлалию лицом к лицу с отражением в зеркале – отражением, к которому Евлалия обратилась напрямую; а сегодня этого отражения не было.

Что же она тогда сказала?

«Скоро, но не сегодня», – вспомнила Офелия.

И тут ей пришла в голову очень простая мысль: нужно рассказать об этом Торну.

Она снова нырнула в зеркало, стараясь действовать как можно аккуратнее и проявлять как можно меньше инициативы – иными словами, соглашаться на любые направления, не отдавая предпочтения ни одному из них. В результате ее выбросило в какое-то трудноописуемое пространство, где цвета и формы, расплываясь, смешивались друг с другом – так бывает, если закрыть глаза и сильно нажать на веки.

Некая промежуточная область между зеркалами. Темница Другого – как Офелия понимала теперь, – из которой она его освободила.