Ред поставил графин с колодезной водой и стакан на прикроватную тумбу отца.
— Хочешь, чтобы я понял, что сюсюкаться со мной никто не будет, что после твоей школы выживания мне будет намного проще и понятнее жить, когда я вырасту, — Редрик перестал передразнивать отца и выпрямился, его тень упала тому на лицо. — Ты говоришь мне это с завидной частотой, и будь я даже полным болваном, успел бы несколько раз усвоить эти уроки. Я уже давно все понял и не сержусь. Представь себе, я даже иногда благодарен. Да и ворчание под нос я перенял у тебя, — закончил говорить Ред и, выдохнув, сделал шаг назад.
Лоуренс не спал, его серые глаза задумчиво глядели будто сквозь сына.
— Снаружи летает целый рой всякой кусачей гадости, набрось что-то на себя, а то к утру будешь похож на кукурузный початок. И нет, нельзя ждать в лавке, это важный гость, и он прибудет с минуты на минуту.
Сказав это, Лоуренс повернулся к стене и таки заснул.
С секунду помявшись, Редрик пошел к себе в комнату. Там он сменил безрукавку на мешковатую рубаху и, подумав, захватил с собой плотную простыню. Парень завернулся в нее, как в хламиду с импровизированным капюшоном.
Оставив свет только во входном помещении магазина и заперев дверь, он уселся на лавку под новым светильником, опершись спиной о стену. Та была прохладной, сложенной из крупных бетонных блоков.
Серая трехэтажная громадина волостного торгового кампуса. Тут тебе и склад, и отдел почтамта с конюшней, и торговый пост, и даже гостиница для приезжих судей и прочих чиновников, которым не по положению ночевать в провинциальном трактире.
Впрочем, работники кампуса, такие, как они с отцом, тоже жили там. Ред не знал насчет всего королевства, но сам видел, что такие здания есть и в Северном, и в Восточном. Похоже, что управление кайзера и объединение торговых гильдий позаботилось о наличии таких удобных и универсальных построек в крупных поселках.
Тут даже было место под проведение собраний и судебных тяжб. Такое многообразие полезных задач выполняла уродливая серая коробка с множеством дверей.
Отец Редрика заведовал магазином, складом торговой гильдии, почтовым складом и фактически всей гостиницей. Хоть делами там и занимался молодой гремлин со скверным характером — Гизмо Гупербельд, он все-таки отчитывался перед Лоуренсом, ведь все необходимое для гостиницы бралось со склада.
Реду часто приходилось заниматься уборкой или стиркой в гостинице. Кроме него там работали несколько девушек под началом низенькой женщины по имени Валенсия. Та была своеобразной матроной, самоуверенной и строгой, как сам Странник. Она держала все здание в порядке и чистоте, а своих подопечных в жесткой узде.
Вот уже больше недели постояльцев не наблюдалось вообще, и девушки разбрелись по домам, где занялись своими делами, лишив парня одной из немногих отдушин в виде общения с прекрасным полом. Да и в принципе общения. Еще неудобство приносило то, что на гостиничной кухне никто не хозяйничал.
Девушки под руководством Валенсии обычно организовывали всем работникам плотное трехразовое питание. Но в такие периоды готвить приходилось Реду, так как сама женщина готовила редко, правда, времени на это сегодня он не нашел. Довольствоваться пришлось бутербродами да парой яблок. Так что живот начинал издавать негодующие звуки, ведь уже было далеко за полночь.
Редрик попытался отвлечься от мыслей насущных, задумавшись о чем-то абстрактном, но о чем высоком может размышлять парень двенадцати лет, хоть и слегка обогнавший в развитии сверстников, по словам отца. Правда, на собственном опыте убедиться в этом он не мог. Парень практически не общался с одногодками.
От оков прострации его спас отдаленный перестук копыт, скрип телеги и голоса:
— Я уже был на взводе и сказал ему, что если он не заткнется, то портрет, который я с него пишу, будет последним украшением в его ненаглядной родовой галерее, — говорил неожиданно звучный на таком расстоянии голос.
— Подожди, так живой портрет в поместье семьи Риверс — твоих рук дело? — голос второго был низкий и звучал будто со дна колодца.
— Из живого в этом портрете только композиция. Я ж не колдун.
— Я слышал, молодого барона зачаровали и заперли в портрете.
— Ну, молодой барон не зачаровался, а разочаровался и, замолчав, сидел с такой кислой рожей, что о прошлом живописном выражении его лица можно было забыть. Это меня вывело, и я запер его в клетке с его же мастифами. Те его задрали и съели. Но успокоившись, я дописал его образ по памяти и отдал дворецкому.
Читать дальше