Ник Перумов - Охотники. Мегалиты Империи

Девушка нагибается ещё ближе, вглядывается в остекленевшие глаза человека на троне, ждёт несколько мгновений, а потом пронзительно визжит, так громко, как только может:

– Слуги! Стража! Сюда! Сюда! Его преосвященству плохо!

По бескрайним снежным равнинам, по бесплодной тундре, по ледяным полям приполярного океана, сквозь ночь, стужу и пургу – всё дальше и дальше неостановимо шагало козлоногое существо.

Оно не ощущало холода, голода или жажды. Оно не ведало страха смерти и не знало даже самого этого понятия. Его плоть уступала натиску морозов, однако создание не чувствовало боли.

Собственно, трудно сказать, было ли там настоящее сознание, и если было, то какое.

Существо проваливалось в глубокий снег, упиралось в стены ропаков, но всякий раз с муравьиным упорством преодолевало препятствия и двигалось дальше.

И когда вокруг не осталось ничего, кроме мёртвого льда, и даже в глубинах тёмного океана под ним не ощущалось жизни, тварь начала меняться.

Искусанная морозом плоть разваливалась, рассеивалась чёрным пеплом на ледяном ветру. Исчезали руки, ноги, торс – на их месте оставалось лишь странное серое мельтешение, словно воздух дрожит над горячими камнями, а в нём вьются облака крошечных тёмных мошек.

Последними исчезли глаза – обернувшись двумя провалами мрака, медленно сжавшимися в две точки, втянувшими в себя и остальную «мошкару».

На небесном своде, среди ночных светил на мгновение возникла и растаяла тёмная область, канула, оставив за собой след, сложившийся в руну.

Руны и символы не возникают просто так. Это отражения магии, великой силы, её проекции на множество веществ, начал, субстанций тварного мира. Руны возникают не прихотью писцов и каллиграфов – это отпечаток куда более могущественных сил.

Руну, оставшуюся в небе, мудрые и посвящённые прочитали бы как символ упорства, упрямства, несгибаемой твёрдости.

Одними Пророчествами Разрушения тут было не обойтись.

Заставить козлоногих тварей сдаться и отступить было очень, очень трудно…

– Тише, тише, Сиффи! Каппи, не бойся, куда ты забилась? Никто тебя не обидит, честное слово!

Усталые вараны опускали головы. Магистр Вениамин Скорре правил, сидя на козлах небольшой повозки с пологом, пробивавшейся сквозь метель. Прямо впереди вздымалась высокая башня, позади горели уютные огоньки в низких домиках половинчиков – обитателей Грибной Кручи.

Кошки Сиффи и Каппи, не отходившие от чародея всю дорогу, прижимавшиеся к магу, сейчас и вовсе перетрусили, полезли ему под плащ.

– Вы же смелые! – укорил их волшебник. – Ваша хозяйка была бы очень, очень вами разочарована!

– Мыррр, – уныло сказала Сиффи.

– Ничего, тут вам будет хорошо. – Маг погладил жмущуюся к нему кошку.

Чёрная дверь башни. Драконьи головы. Снег, на снегу – следы лап и сапожек.

Вениамин спрыгнул с повозки, положил руку на тёмное железо. Замок послушно щёлкнул, узнав хозяина.

Тепло и треск огня. И запахи – пирогов? Да, точно, пирогов!

В проёме показалась Делия в переднике, руки в муке, глаза – точно плошки.

Часто-часто заморгала.

И бросилась, теряя деревянные сабо, прямо к нему. Пёс и кот – рядом с ней.

Сиффи и Каппи дружно высунули мордочки, уставились на кота-хозяина, а он – на них.

– Ну, вот я и дома, – развёл руками маг.

Конец.

А что же было дальше?!

– Да что такое с тобой? – магистр Вениамин Скорре спешился, заглянул в отчего-то смертельно печальные глаза своего варана.

Варан застыл над глубокой лужей посреди дороги. Лужа и впрямь была внушительная, достойная, мутная, явно непросыхающая. Не лужа, а почти целый пруд. По краям поднялись уже метёлки жёлтых болотных аспазий и разлёгся лечебный болицвет. По поверхности скользили стремительные водомерки, гудели в воздухе крупные стрекозы.

Вениамин Скорре огляделся. Летний лес и лесная дорога казались чистыми и звонкими, светлыми, не таящими никакой опасности. Белоствольные берёзы, у обочины – приветливо качающие венчиками цветы устальника. Нет в этом лесу ни вечно голодной давильши, не бродит, капая слюной из распахнутой пасти, многоногая прожёрла. Даже обычные лешие, ручейницы или триглавы с цепнями здесь тихие, мирные и, если их не злить, ни за что не нападут первыми.

Но что-то было не так.

И варан стоит как вкопанный, хотя эти создания, если сыты, всегда спокойны и счастливы, и рады топать под седлом хоть целый день, ибо каждый шаг приближает их к еде.