Татьяна Корсакова - Змеевы дочки

Голос в голове шепчет, глумится, в то время как из пещеры появляется древний, как сам этот темный мир, змей. Чешуя, некогда сияющая серебром, тронута тленом и ржой, покрыта бурыми пятнами ила, из-под которых вырываются дурно пахнущие гейзеры гнилой крови. Шипы на широкой треугольной голове обломаны почти до основания, морщинистая кожа тяжелыми складками нависает над устало полуприкрытыми глазами. Но и немощность, и вековая усталость обманчивы. Лиза понимает это в тот самый момент, когда острая пика змеиного хвоста впивается ей в спину, едва не перешибая хребет. Тело, ее новое крепкое тело, насквозь прошивает боль, валит с ног на черную выжженную землю. Отдышаться бы, собраться с силами…

– Борись, девочка! – Мертвый ветер приносит голос Кайны. – Не сдавайся!

Она и не собирается! Ей нужно лишь мгновение, чтобы прийти в себя. Но даже мгновения у нее нет, Желтоглазый теперь вокруг, извивается, обвивает, сжимает чудовищные объятия. Лиза видит свое отражение в сотнях серебряных чешуй. Волчица! Здесь она не беспомощная девчонка, здесь у нее есть сила! Особенная сила, которую боится даже Желтоглазый.

Острые когти впиваются в трещины между змеиной чешуей, глубоко вонзаются в мертвую плоть. Желтоглазый уже не шипит, а воет, хвост его слепо шарит из стороны в сторону. А Лиза не по-волчьи, а скорее уж по-кошачьи карабкается вверх, на темную, лишенную серебряного блеска змеиную спину. Мчится по этой яростно извивающейся ленте вперед, к треугольной голове. Думает она только об одном, о том, чтобы не упасть, не свалиться прямо под эту громадину…

…Дышать мертвой водой больно. Она обжигает горло и легкие, отравляет кровь. Отравляет, но не убивает. В подземной пещере темно, но темнота эта больше не кромешная, ровный жемчужный свет исходит от Галкиных волос, и его хватает, чтобы видеть.

Огромное серебряное сердце пульсирует, засасывает через ошметки сосудов мертвую воду и тут же выталкивает ее обратно. Пульсация все ускоряется и ускоряется. И вместе с ней пульсируют не только стены пещеры, но и весь остров.

Становится холодно. И это не простой холод, с которым можно смириться, который можно пережить. Этот холод рождает мертвое змеиное сердце, и само оно – смерть для всего живого. Мучительная, медленная смерть.

– Я заберу вас с собой. – В хаотичном сердечном ритме вдруг угадываются слова. – Заберу с собой обеих! Не отпущу!

И Галка понимает, что это не угроза, это самая настоящая правда. То, что им с Лизой предстоит сделать, отнимет у них все силы. Они не смогут выбраться. Галка останется здесь, умирать в подземной пещере, а Лиза – в Нижнем Мире. Наверное, это плата за победу. Наверное, это правильно, но ей все равно страшно. Так страшно, что в голове мелькает трусливая мысль, что можно все решить иначе, можно договориться. Но мысль эта существует всего лишь мгновение, а потом ее смывает горячей волной ярости. Она не станет договариваться! Она сделает то, что должна сделать!

Ярость разливается по онемевшему от холода телу, возвращает чувствительность сжимающим костяную рукоять пальцам, толкает Галку к серебряному сердцу.

– Сделайте это, девочки! – слышится в плеске воды голос албасты, и Галка заносит руку с ножом…

…Ей нужна лишенная серебряной брони складка в том месте, где треугольная голова переходит в тело. Кайна сказала, бить нужно только туда.

– Сделайте это, девочки! – Кайны нет рядом, но Лиза чувствует ее присутствие, и это придает ей сил.

Сил хватит лишь на то, чтобы завершить задуманное. У них троих… Кайна еще держится, удерживает проход между мирами открытым, но Лиза чует ее отчаяние.

– Простите… – То ли шепот, то ли шелест, а то ли и вовсе голос ветра. – Мои бедные девочки…

…Серебряный клинок вонзается в мертвое сердце в тот самый момент, когда серебряный волчий коготь вспарывает мертвую змеиную плоть. И все звуки мира заглушает один-единственный звук – рев ярости и боли. Они сделали то, что должны были сделать. Кайна оказалась права, они особенные девочки.

…Мертвое сердце вздрагивает в последний раз. Серебро его тускнеет, идет трещинами, превращаясь в камень. Но Галка этого уже не видит. Раскинув руки, как птица, она медленно опускается на дно пещеры. Все, они сделали то, что должны были. Теперь можно отдохнуть…

…Огромное – какое же оно на самом деле огромное! – змеиное тело еще агонизирует, но уже видно, что конец близок. Серебро чешуи теряет остатки блеска, растрескивается, каменеет. Лизины когти тоже больше не горят серебром. Серебро ушло из них вместе с остатками сил. И лапы, такие крепкие, такие ловкие раньше, больше не держат. А припорошенная черным пеплом земля манит, обещает вечный покой. Теперь можно отдохнуть…