Александр Ермаков - Сила Зверя

С поклоном переданный писцом пергамент, король подписал собственноручно и печать свою королевскую приложил. Отдал рескрипт пэру Сигмонду.

— А больше, — и уже не грозный властелин, а смущенный юноша продолжил, — я ничего не сделать не могу. Пуста королевская казна, что бы наградить тебя по заслугам. Извини уж.

До темной ночи продолжался пир. Много было едено блюд, походными кашеварами старательно приготовленных, много вина испито. И склонив колена высокородные дамы пели хвалу мужам, в грозной сече добывших славную победу. И Сигмонд, величальной Песней чествовал зарумянившуюся Гильду. Могло такое невиданное, обычаям вопреки, стихосложение вызвать смех и бесчестье на голову певца. Не видано прежде, чтоб воин пел женщине. Да не видано доселе было воительницы, что на диком вепре, впереди королевской конницы, варягам смерть несла. А честь Сигмонда на бранном поле ратным трудом добыта, а не за пиршественным столом в кубке найдена. Не брагою хмельной полита — взрощена горячей кровью неуемных берсеркеров.

Текла пенная рекой. Многие, пустые, бахвальные слова звучали, когда неотважные себе чести приписывали. Но и разумные речи велись за тем столом. А более говорилось здравиц, за землю Нодд, за смелого короля Сагана, за мудрого сенешаля Короны, за лорда Стока, и конечно же за пэра Короны Сигмонда и леди Гильду. Сам монарх не раз и не два поднимал кубок за славных воителей и кормил со своих монарших рук Сатановского Вепря.

Не только в королевском шатре пиршеством отмечали сегодняшний день. Расположившись на мягком песке, избавившись от докучливых комаров, от треволнений, лихо бражничали победоносные ратники. В который раз уже цветисто живописали свои сегодняшние геройства. В который раз поднимали кубки во здравие своих лордов и свое здоровье. А еще чаще чествовали пенной чашей витязя Небесного Кролика и его славных соратников.

И веселье охватило души пирующих, и радость посетила их сердца. Немощи покинули этой ночью натруженные тела. Недужных не томили хвори, язвленных вражьей сталью не тревожили раны, не ныли шрамы былых боев. Даже пленным варягам, милосердно поднесли угощение, те благодарно приняли. Ели и пили, оплакивая великое поражение, конунга Альта и своих товарищей. Желали им легкого пути в Валгаллу, царство сраженных храбрецов. Прославляли Сигмонда, ведь это по его великодушной просьбе не дозволил благородный король Саган оставить тела вчерашних врагов на растерзание хищной птице. Не дозволил мародерства и надругательства над павшими.

Только живые лишились своего оружия. Мертвых же, почтили по обряду, какой принят у морских скитальцев. Как были в посеченных бронях, в прогнутых шлемах с иззубренными мечами и секирами, так и снесли их в уцелевшие струги, положили на палубы.

Отдельную лодью подготовили для конунга. Лежит он, огромный, бессильный на медвежьей шкуре. Соболья, богато самоцветами украшенная, брама покрывает богатырские рамена. Тело завернуто в драгоценную мантию — в дальнем походе, в городе приморском греческом, добыта она в сокровищнице кесаря. На шуйце щит, в деснице губительная секира. Многих знатных воинов отправила она в бессолнечные царства, ворота многих замков открывались ее ударами, многие прибрежные народы трепетали перед ее сверканием. В ногах приготовлен лук и колчан полный стрел, в голове бочонок старого эля.

Рядом лежат гридни, не пережившие своего господина, достойно воинам, в один день принявшие с ним кончину. В один день неумолимые Норны, под великим деревом Индрасилл, порвали нити ушкуйничьих судеб.

На корме судна ряды буйных берсеркеров, неумолимо витязем укрощенных.

Обильно пропитали те струги смолою да ворванью. Спустили на воду, расправили ветрила, под набирающий силу ночной бриз.

И тогда вышли а берег исполненные скорби стрелки, натянули луки. Прошел перед строем старейший из варягов, поочередно подносил факел к наконечникам стрел, обмотанным горючей паклей. Звенели тетивы, вонзались те стрелы в траурные струги. Огонь перекинулся на дерево бортов, на палубы. Погребальные костры удалялись в ночь, навечно покидали кровавый берег.

Вода и огонь, плоть и булат. Укрывало гордых варягов туманом запредельной Валгаллы.

А на берегу, на самой высокой дюне, запылал поминальный костер над павшими воинами земли Нодд.

Детям моря — море. Детям земли — земля.

Все дальше и дальше огни над водой. Вот один погас, за ним другой… Вот и последнего поглотила водная бездна. Только, невидимые за дальностью, скрытые ночным мраком клубы пара, поднимались над зыбучей могилой, пока ветер не разорвал их в клочья, не разметал над волнами. Но долго еще огнились жаркие уголья на песчаном холме. Взлетали искры, соединяясь в черной вышине с небесными звездами.