Сергей Иванов - Крылья гремящие

– Нет! – стонала птица. – Пусти!..

– Спятила? Да я же костей не соберу!

Спрятав нож, он снова повис на обеих руках. Пальцы начинали неметь, но и птица выбивалась из сил. Взмахи крыльев становились все реже, они опускались. Скоро верхушки деревьев стали бить Светлана по ногам, и он испытал искушение прыгнуть на дерево поразлапистей – однако предпочел плавную посадку. Они зависли над крохотной полянкой, метрах в трех от земли. Птица сражалась до последнего, прилагая героические усилия удержаться в воздухе, но уступала. Светлан опустил голову, выбирая, куда ставить ноги, как вдруг корявые птичьи лапы стали гладкими на ощупь. Он глянул вверх и обмер. Его ладони сжимали щиколотки девичьих ног. Девушка била теряющими форму крыльями по ветвям, искаженное мукой лицо мертвело.

– Пусти! – выдохнула она. – Не могу… больше. Тяжко!

И они рухнули. Светлан успел подхватить обмякшее тело ведьмы, спружинил ногами. Уложив ее на траву, присел рядом, переводя дух.

Застонав, девушка открыла глаза.

– Ну что, Лаура, – спросил Светлан, – будем мириться?

– Нет, – прошелестел ее голос.

– В конце концов, это свинство! – возмутился он. – С какой стати я должен с тобой возиться?

Хватаясь пальцами за траву, Лаура пыталась приподняться, но сил уже не оставалось.

– Труба зовет? – ехидно осведомился Светлан. – Не налеталась еще? Ух, моя бы воля!..

Легко подняв девушку на руки, он зашагал по направлению к избушке старой ведьмы.

В ожидании бабки Светлан сидел на крыльце, лениво болтая с зевающим Псом. Несколько раз из-за деревьев возникали разбойного вида личности и одинаково пропитыми голосами спрашивали хозяйку. (Или это был один и тот же?) Пес всякий раз обстоятельно отвечал, что бабки нет и когда будет – неизвестно, и личности без дальнейших расспросов растворялись в гуще леса.

– Шел бы ты спать, – зевнув в очередной раз, посоветовал Пес. – Бабка иной раз под утро возвращается.

– Подожду, мне не к спеху.

– Да ты не тревожься, очухается Лаура. Ей не впервой.

– Что так?

– А неистовая без меры, себя не бережет. Узды не терпит, даже собственной. Такие быстро сгорают.

– Уж ты-то не сгоришь.

– А чего? На цепи, зато сыт и бестревожен.

– Не лопни от гордости-то.

– Гордость – чувство беспокойное, – возразил Пес. – А я просто доволен, гордости тут нет.

Пес застыл, навострив уши.

– Бабка летит, – сообщил он. – Веселая. Ну, будет!..

Он полез задом в конуру.

Над деревьями мелькнула черная тень и рванулась на Светлана. Невольно он выбросил перед собой руки, но бабка лихо осадила помело у самого крыльца.

– Явился! – закричала она с бесовской радостью. – Ух, сладкий мой! Знала я: не послушаешься. Ну, держись!

Бабка взмахнула руками, что-то выкрикнула пронзительно. Крыльцо вдруг заходило ходуном, оторвалось от земли и вознесло Светлана метра на полтора.

– Цыпа, цыпа, цыпа… – звала старуха, отступая к лесу. Тяжеловесно раскачиваясь, дом двигался за ней. Стоящее на краю поляны дерево склонилось ему навстречу, накрыв ветвями. Тело Светлана оплели тугие ветки – да так плотно, что рукой не шевельнуть, – и потащили с крыльца. Оказавшись на земле, он уперся, напряг мышцы. Ветки затрещали, правая рука вырвалась, метнулась к поясу. Сверкнул нож, несколько веток мягко спланировали на траву, остальные взмыли, как ошпаренные, ввысь.

– Плоско шутишь, бабуся! – отдуваясь, сказал Светлан. – Семейное это у вас, что ли?

Старуха визгливо хохотала:

– Не нравится? Касатик ты мой, прости глупую бабу, не угодила! Уж так старалась, так старалась!..

Хихикая, она проковыляла к дому, проворно вскарабкалась на крыльцо и уселась на краю, свесив корявые ноги.

– Ох, потешил ты меня, богатырь! – сказала она благодушно. – Сила у тебя не здешняя. И дух вроде знакомый.

– Я вот тоже думаю: уж не земляки ли мы с тобой?

– Хо-хо… Может быть, касатик, все может быть. Не помню я: старая.

– Темнишь, бабуся?

– Нравится мне тут – вот и позабылось былое. Приятелей сколь новых, и все в силе. Повеселиться можно, покуражиться, набедокурить – ух!.. А в старых краях что? Каждый крестьянский сын укорот норовит сделать – разве ж то жизнь?

– Акклиматизировалась, стало быть, на новом месте?

– Прижилась, милок, прижилась, – закивала старуха. – Душой прикипела.

– А внучка как же?

– А чего внучка? – встрепенулась бабка.

– Слушается?

– Ох, не слушается! Как силу набирать стала, так все по-своему, все поперек. Носится по лесу как угорелая, зверье гоняет, дела знать не хочет…