Айзек Азимов: Cчастливчик Старр (Lucky Starr)

Около Венеры на корабль напали пираты. Началась резня. Пленных пираты не брали, так что не прошло и двух часов, как погибли все пассажиры. И среди них — Барбара и Лоуренс.

Конвей помнил день и минуту, когда весть об этом достигла Башни Науки. Патрульные корабли бросились вслед пиратам и атаковали их убежища на астероидах с нечеловеческой яростью. Неизвестно, добрались ли они до тех, кто напал на корабль Старра, но с тех пор пираты присмирели надолго.

А патрульные обнаружили маленькую спасательную шлюпку, дрейфовавшую по странной траектории к Земле и посылавшую сигналы тревоги. В шлюпке оказался ребенок. Четырехлетний мальчик испуганно молчал и только через несколько часов сказал, что «мама просила, чтобы я не плакал».

Это и был Дэвид Старр. Он потом рассказал о том, что увидел — по-детски, но Конвей прекрасно понял, что происходило в захваченном корабле: Лоуренс Старр умирает в рубке, а Барбара с бластером в руке спешит поместить Дэвида в шлюпку, торопливо программирует ее маршрут и отправляет в космос. А что потом?

Оружие у нее в руке. Пока возможно — стрелять во врага, а после — в себя.

Конвей мучился, думая об этом. Мучился и пытался добиться, чтобы ему позволили сесть за штурвал патрульного корабля и превратить пояс астероидов в океан атомного пламени. А ему отвечали, что члены Совета Науки слишком ценны, чтобы рисковать собой в полицейских операциях, и он оставался дома и узнавал о событиях по телетайпу.

Он и Аугустус Генри усыновили Дэвида и постарались стереть остатки ужасных впечатлений из его памяти. Они следили за его обучением, тренировали и учили Дэвида, желая одного — сделать из него человека, каким был Лоуренс Старр.

Дэвид превзошел их ожидания. Ростом он был с Лоуренса, около шести футов, стройный и крепкий, с железными нервами, сильными мышцами спортсмена и ясным умом первоклассного ученого. А слегка вьющимися каштановыми волосами, широко поставленными глазами и ямочкой на подбородке, которая исчезала, когда он улыбался, — напоминал Барбару.

Он пронесся сквозь годы обучения в Академии, словно комета, обращая в прах все рекорды как на спортивных площадках, так и в аудиториях.

— Это невозможно, — говорил Конвей с наигранным смятением. — Гэс, он превзойдет своего отца.

А Генри, который не любил лишних разговоров, знай себе потягивал трубку и гордо улыбался.

— Не хочу об этом говорить, — продолжал Конвей, — ты станешь смеяться, но есть здесь что-то ненормальное. Ты помнишь: ребенок провел двое суток в тоненькой скорлупке наедине с собой и солнечной радиацией. Он находился на расстоянии лишь семи миллионов миль от Солнца в момент максимальной активности.

— Ты хочешь сказать, — заметил Генри, — что Дэвид должен был просто сгореть?

— Не знаю, — покачал головой Конвей. — Эффект воздействия радиации на живую ткань, на разумную жизнь совершенно не ясен.

— Понятное дело, — хмыкнул Генри, — тут особенно не поэкспериментируешь.

Дэвид окончил колледж с высшей оценкой. В качестве дипломной работы представил оригинальный труд по биохимии. Стал самым молодым членом Совета Науки.

У Конвея тоже вроде все было в порядке. Четыре года назад его избрали Главным Советником, а эту честь заслуживают всей жизнью. Впрочем, самого Конвея не оставляло убеждение, что будь жив Лоуренс Старр, результаты выборов могли оказаться иными.

С Дэвидом он виделся уже только от случая к случаю, потому что жизнь Главного Советника целиком отдана проблемам Вселенной, Галактики. Даже на выпускных экзаменах он видел Дэвида только издали, да и разговаривал с ним со времени вступления в должность раза четыре, не больше.

И сейчас сердце его учащенно забилось, когда послышался звук открываемой двери. Он обернулся и быстро шагнул навстречу вошедшим.

— Старина Гэс, — сказал он, пожимая руки, — Дэвид, привет!

Было уже за полночь, когда они смогли, наконец, оторваться от воспоминаний и заняться судьбами Галактики. Первым опомнился Дэвид.

— Сегодня я впервые увидел смерть от отравления, — сказал он. — Моих знаний хватило на то, чтобы предотвратить панику. Теперь я хочу узнать то, что поможет мне прекратить всю эту историю.

— Столько никто не знает, — покачал головой Конвей. — Что, Гэс, опять марсианская еда?

— Да. На этот раз — сливы.

— Надеюсь, — осторожно осведомился Дэвид, — вы позволите мне узнать то, что мне положено знать?

— Все на редкость просто, — вздохнул Конвей. — Кошмарно просто. За последние четыре месяца около двухсот человек умерли сразу после того, как съели какой-нибудь марсианский продукт. Никаких следов известных ядов, никаких привычных симптомов. Моментальный и полный паралич диафрагмы и мышц грудной клетки. В результате — остановка дыхания и смерть в течение пяти минут.