Евгений Мисюрин - Черный грифон

– Так не нашли его. Уж дядька Бравлин чуть не по камешку всю кирху раскатал с ребятами. Так и не сыскали.

– А в стенах смотрели? А то он любит от чужих в камень прятаться.

– Смотрели. Везде смотрели. Воевода хмурый ходит, как туча. Тумаки направо и налево раздаёт.

Девушка смущённо замолчала. Платон тоже не подавал голос. Он думал о том, каким чудесным образом пришёл к нему меч Мары. И чудесным ушёл. Что дружинные могли украсть его оружие, не было и мысли. Не такие там люди, да и Молчан при них, Бравлин. И потом. Ну, неужели непонятно, что такой знатный меч позже и не показать никому будет. Так и придётся всю жизнь в схроне держать и следить, как бы кто не увидел.

– Платон, там к тебе девка твоя пришла, – нарушила молчание Фёкла Марковна. – Уж полдня под дверью на коленях стоит, плачет.

– Какая девка? – в один голос спросили влюблённые.

– Так Глаша. Впустить?

– А что ей надо? – это Беляна. Глаза прищурены, переводит взгляд то на хозяйку, то на Платона.

– Не знаю. Пусть сама скажет.

Женщина величественно вышла и тут же из коридора послышались странные шаркающие шаги. Через несколько секунд в спальню на коленях вползла Глаша. Лицо её было красней свёклы, опухшее. Из глаз лились слёзы. Она добралась таким странным образом до кровати и несколько раз гулко ткнулась лбом в пол.

– Ты прости меня, батюшка, воровку лживую, – сквозь рыдания невнятно проговорила она.

Глаша подняла глаза, посмотрела в непонимающее лицо Платона и так же всхлипывая пояснила:

– Это же я твой меч из рощи украла. Хотела Айдару показать. Дала на ночь, посмотреть, а у него его отобрали.

Девушка разрыдалась, совершенно плюхнулась на пол и уткнулась лицом в ладони.

Дверь с грохотом открылась и в горницу влетел бледный и дрожащий Жужа.

– Там… – запыхавшись прокричал он. – Там…

Парень больше ничего не мог выговорить, только показывал рукой себе за спину.

– Вот, Жужа пусть её накажет, верно, милый? – находчиво сказала Беляна. – Он, поди, на подобных делах обжёгся, знает, с какой стороны подойти.

– Обманул тебя твой Айдар, – ответил Глаше Платон. – Он Киркелин кардиналу отнёс. Для него и брал.

– Как!? – слёзы высохли мгновенно, девушка вскочила. – Ну я ему! Простите.

И она стремглав выбежала. И тут же, медленно, стараясь не шуметь, вошла обратно и тихонько прижалась спиной к двери.

Да кто там такой, подумал Платон.

Тут в комнату вошла женщина лет сорока в белом, в пол, платье, расшитом знакомыми с детства узорами с угловатыми цветами, свастиками и другим орнаментом.

– Здрав будь, герой, – красивым, зычным голосом поприветствовала она молодого человека и положила ему руку на лоб.

Платону сразу стало хорошо. Организм мгновенно пришёл в норму. Больше не было слабости, ничто нигде не крутило и вообще, образовалась хорошая, здоровая лёгкость, как наутро после доброго урока с Молчаном.

– Я Мария, – представилась гостья. – Говорят, ты меня искал?

Что было ей сказать? Возвращаться в свой мир больше нет никакого желания. Здесь только-только всё наладилось. Да и что он там не видел, в пыльной, грязной и шумной, противоестественной Москве? А здесь все свои, любимые. Беляна, Молчан. Даже, вон, Глаша. Ну, дурочка молодая, влюблённая, так это пройдёт. Нет! Не надо ему никуда. Он дома.

– Да, – продолжала тем временем жрица. – Для того тебя Мара и призвала, чтобы ты Макоши помог с Балом справиться. Киркелин-то меч человечий, его богам трогать не след.

– Макоши? – ахнули все в один голос.

– А ты не знал? – Мария улыбнулась, и её лицо несильно засветилось. – Она с тобой целый год путешествовала.

– Подана?

– Так от того и имя таковое взяла, что дана в помощь. А сейчас ты дело своё сделал. Домой пора.

Последнее слово Платон услышал, уже проваливаясь в глубокую черноту.

– И вот, представляешь, стою я посреди Москвы, вашей Москвы, в одном исподнем, ну, в подштанниках. И даже босиком. Ни паспорта, ни ключей, ни денег.

Платон старается сохранять весёлый тон, но по глазам видно, что ему очень грустно. Я сижу, киваю сочувственно, а сам пробую вообразить, что в его ситуации должен ощущать человек.

– А ещё март месяц, – продолжал тем временем мой гость. – Холодно. Хорошо, хоть ночь, никто меня не видит в таком непотребстве. Ну, до дома-то я добежал, дверь выломал. Это потом я узнал, что, если бы ещё пару месяцев не появлялся, мог к другим людям в дом ворваться. Выселять меня уже собирались за неуплату.