Майкл Муркок: Меч и жеребец

Корум действительно слышал арфу Дагдага, и оттого на сердце его вновь

легла тяжесть. Так и не попрощавшись с Ильбриком, он вышел из шатра и

зашагал по полю. Откуда-то сзади послышался крик:

- Корум! Корум!

Принц обернулся. Позади сидела группа горцев, одетых в свои клетчатые

юбки. Воины пили вино. За ними Корум увидел бегущую ему навстречу Медбх.

Миновав группу воинов, она остановилась прямо перед ним и нерешительно

коснулась рукою его плеча.

- Я искала тебя в наших палатах, но ты уже ушел. Нам нельзя ссориться,

Корум.

Вмиг дурное настроение покинуло Корума. Засмеявшись, он обнял Медбх, не

обращая никакого внимания на сидевших рядом горцев.

- Больше мы ссориться и не будем, Медбх. Во всем виноват только я.

- Не надо никого винить. Никто ни в чем не виноват.

Она поцеловала его. Губы ее были теплыми и мягкими. Все страхи тут же

улетучились.

- Женщины владеют великою силой, - сказал Корум. - Только что я говорил с

Ильбриком о магии ж чудесах. Величайшее же из чудес - женский поцелуй.

Она изобразила на лице удивление:

- Ты становишься сентиментальным, о, Сидхи.

Медбх выскользнула из его объятий, но тут же засмеялась и вновь

поцеловала его.

Держась за руки, они пошли по лагерю, то и дело приветствуя знакомых и

отвечая на приветствия тех, кто узнавал их.

На краю лагеря было оборудовано несколько кузниц. В топках ревел

раздуваемый мехами огонь. По наковальням мерно ударяли молоты. Огромные,

обливающиеся потом кузнецы добела раскаляли куски металла. Все они были

одеты в длинные кожаные фартуки. Здесь же был и Гоффанон. В одной руке он

держал огромный молот, в другой - клещи. Карлик был увлечен беседой с

чернобородым мабденом, в котором Корум узнал Хайсака, кузнеца по прозванию

Нагрей-Солнце (считалось, что Хайсак стащил кусочек Солнца, что и позволило

ему стать превосходным кузнецом).

В ближней топке калилась длинная полоса металла. Гоффанон и Хайсак время

от времени посматривали на нее, о чем-то горячо споря.

Корум и Медбх не стали мешать им, они молча наблюдали за происходящим.

- Еще шесть ударов сердца, и он будет готов, - сказал Хайсак.

Гоффанон улыбнулся.

- Ты ошибаешься, Хайсак, - не шесть, а шесть с половиной.

- Я тебе верю, Сидхи. Ты уже показал свое умение.

Гоффанон просунул клещи в топку, ухватил имя раскаленную полосу и быстро

выдернул ее из огня. Хорошенько рассмотрев ее, он довольно заметил:

- Все в порядке.

Хайсак так же внимательно осмотрел раскаленную добела полосу и согласно

кивнул:

- Что хорошо, то хорошо.

Гоффанон радостно улыбнулся и, обернувшись, заметил Корума. - А-а, Принц

Корум! Ты пришел вовремя. Смотри. - Он поднял раскаленную полосу, что,

поостыв, стала кроваво-красной. - Как ты думаешь, Корум, что это такое.

- Я полагаю, это меч.

- Это лучший меч из всех мечей, что когда-либо ковались в мабденских

землях! Вот уже неделю мы бьемся над ним. Между прочим, мы делали его вместе

- я и Хайсак. Это символ древнего союза мабденов и сидхи. Разве он не хорош?

- Он прекрасен, Гоффанон. Гоффанон принялся размахивать красным мечом.

Металл загудел.

- Его еще нужно закаливать, но это уже пустяки. И еще - ты должен дать

ему имя.

- Я?

- Разумеется ты! - Гоффанон радостно засмеялся. - Это же твой меч, Корум!

С этим мечом в руках ты и поведешь мабденов на бой.

- Мой меч? - Корум никак не ожидал этого.

- Это наш подарок тебе. После пира мы вернемся сюда и закончим работу. Он

будет тебе верным товарищем, Корум, но он станет по-настоящему сильным

только после того, как ты дашь ему имя.

- Для меня это большая честь, Гоффанон, - сказал Корум. - Я и не думал...

Его слова утонули в шипении воды, - карлик сунул меч в бочку.

- Его ковали сидхи и мабдены. Именно такой меч тебе и нужен.

- Ты прав, - согласился Корум. Слова Гоффанона необыкновенно тронули его.

- Ты действительно прав, Гоффанон. - Он повернулся к улыбавшемуся во весь

рот Хайсаку. - Спасибо тебе, Хайсак. Спасибо вам обоим.

И тут Гоффанон заговорил едва ли не шепотом:

- Хайсаку не зря дали имя Нагрей-Солнце. И еще - надо будет спеть песнь

меча и пометить его знаком.

Уважая ритуалы, Корум кивнул, хотя сам и не верил в их значимость. Он

понимал, что тем самым ему оказывается особая честь, честь ему совершенно

непонятная.

- Еще раз - спасибо вам. Нет в языке таких слов, которыми я мог бы

выразить свои чувства.