Дункан Мак-Грегор - Владычица небес

— Что ж…

Оставив Ламберта наедине с холодеющим телом Сервуса Нарота, философ и Гвидо пошли вниз.

Казалось, это молчание сейчас взорвется, как вулкан. Хмурые лица, опущенные долу глаза, раздражающее шарканье ног под столом. Каждый (кроме самого убийцы, конечно) подозревал в преступлении сидящего рядом или напротив, все равно. Каждый думал, что и собственная его участь могла оказаться таковой: поди знай, что за сущность скрывается за приятной внешностью и обходительными манерами. Разве можно даже мысль, даже полмысли допустить, что в их прелестную тесную компанию коллекционеров затесался монстр, отродье злобного Нергала, для коего чужая жизнь не стоит и медной монеты? Вернее, стоит — камня Богини Судеб. Да, сие неоценимое сокровище, предмет вожделения не только знатоков, но и любого разумного человека, но убить ради обладания им? И не просто прохожего, а друга, приятеля, в глаза которого не раз смотрел, вместе с которым не раз смеялся, в конце концов, в доме которого считался гостем? Примерно такие размышления занимали сейчас этих людей, волею случая оказавшихся замешанными в страшном деле.

Гвидо, у нижней ступеньки обогнавший философа, быстрым шагом подошел к столу и уселся между Пеппо и Леонардасом. Бенине занял место против него, между толстяком Теренцо и Маршаллом.

— Прошу простить меня, друзья мои, — без обиняков начал младший из Деметриосов. — Я хочу задать вам всем по несколько вопросов. Если вы предпочтете любезность замкнутости и настороженности, вы ответите мне скоро и честно, что будет означать только одно: совесть ваша ничем не запятнана.

Столь витиеватой речи от малыша Гвидо никто не ожидал. Машинально кивнув ему, гости перевели взоры на философа, ожидая от него подтверждений сказанному.

— Да, — кивнул Бенине. — Пусть Гвидо Деметриос спрашивает, а мы будем отвечать.

— А кто наделил его такими полномочиями? — вдруг визгливо вопросил Заир Шах. — Кто? Уж не сам ли достопочтенный Сервус? Ха!

— Стыдно, — укорил его Маршалл. — Стыдно тебе, старик. Как неучтиво поминаешь ты о погибшем, да к тому же хозяине этого славного дома! Пусть юноша спрашивает, потерпим.

Юноша, коему недавно исполнилось уж двадцать восемь лет, благодарно посмотрел на шемита.

— Тем не менее я отвечу, — сказал он, улыбаясь. — Ты философ? — неожиданно обратился он к Бенине.

— Да, — удивленно сказал тот.

— А ты, Маршалл, купец?

— Купец, верно.

— Ты, Заир Шах, астролог?

— Ну, астролог, и что с того?

— А ты, Теренцо?

— Он знатного аквилонского рода, — ответила за все еще молчащего супруга Лавиния. — Его дед был конюшим самого короля.

— Понятно. Так вот…

— А я — поэт, — встрял забытый Леонард ас.

— Прекрасно. Так вот. А я — дознаватель. Правда, на службе я не состою, а занимаюсь делом сим сам по себе. Но, смею сказать, мои способности были неоднократно замечены, и однажды меня даже вызывали во дворец нобиля в Бельверусе! Там пропало золотое… А впрочем, это неважно. Думаю, теперь я могу спрашивать?

— Да можешь, можешь, — важно махнул костлявой рукой Леонард ас. — Я слушаю.

Поскольку офирец сам назначил себя первым номером, Гвидо с него и начал.

— Скажи, любезнейший, что ты делал прошлым вечером после трапезы?

— Спать пошел, как и все.

— Ты лег сразу?

— Ну.

— Ты ничего не слыхал ночью?

— Ни звука.

— Ладно, теперь ты, — он повернул голову к Заир Шаху, не обращая внимания на тут же надувшегося Леонардаса, который намеревался всю беседу посвятить своей персоне. — И тебе такой вопрос: что ты делал после вечерней трапезы?

— Тоже пошел спать, — фыркая, сообщил старик. — И ночью я ничего не слыхал. Слава Эрлику и пророку его Тариму, а также светлому Ормазду и гораздо менее светлому, я бы даже сказал, совсем темному Хануману, сплю я крепко и без сновидений. Был как-то случай, когда я вдруг проснулся, но, помнится, лет этак пять назад…

— Я понял, — торопливо перебил болтливого Заир Шаха Гвидо и обратился к Маршаллу. — А ты? Что ты делал прошлым вечером?

— Увы, ничем не могу тебе помочь. Я тоже пошел спать и тоже совершенно ничего не слышал.

— И я, — вставил Пеппо, не дожидаясь вопроса.

— И мы, — тихо молвила прекрасная Лавиния, скользнув равнодушным взглядом по кошачьей мордочке дознавателя.

Кстати, решил Гвидо, надо присмотреться к ней повнимательней. Не так проста девица, как кажется. Во всей ее хрупкости, во всем изяществе фигуры и лепки лица есть что-то еще — какая-то сила, что ли. Пока он не мог разобрать, но надеялся впоследствии.