Дункан Мак-Грегор - Чужая клятва

Конан толкнул шемита к двери, подхватил с пола его сумку и свой мешок и выскочил следом.

Толпа встретила их во дворе восторженным воем. Сколько там было народу, и имелись ли воины — спутники рассматривать не стали. Не замедляя бега, они проскочили сквозь толпу, сшибая тех, кто загораживал дорогу, и ринулись прочь. Восторженный вой тут же сменился разочарованным воплем; вслед им полетели камни, но настоящей погони, кажется, не было. Тем не менее они, словно сговорившись, неслись вперед, через все Алисто-Мано, провожаемые гневными криками, визгами и проклятьями. Кое-где Конан заметил — в подтверждение рассказа Иавы — изможденных людей в цепях, безучастно глядевших на беглецов, и врытые в землю обугленные столбы… Только на миг в глазах киммерийца мелькнула жуткая картина: он сам, привязанный к такому же столбу и превратившийся в пылающий факел. Передернувшись, Конан еще раз обругал себя за то, что не послушал мудрого совета спутника, и, дав себе слово на обратном пути разобраться с ублюдками из Алисто-Мано, увеличил скорость, догоняя шемита, который бежал вразвалку, но очень быстро, выставив перед собой тугое ядро живота.

Без устали работая ногами спутники вскоре достигли края холма. Кубарем скатившись вниз, они вскочили и снова бросились бежать, хотя за ними никто и не гнался. Но теперь их влекло вперед уже не желание поскорее убраться из этих поганых мест, а чувство потерянного зря времени. «Ландхаагген… — стучало в голове варвара и ветер свистел в ушах, — маттенссаи… с-са-а-и-и… и-и…» И он, испытывая странную смесь отчаяния и радости — радости от стремительного бега, — летел по равнине, и если б мог, долетел бы так до самого моря Запада… И только когда Иава, выдохшись, упал на сухую землю, Конан остановился.

За два дня пути приятели подъели все запасы, и теперь питались лишь сладкими кореньями, которые Иава ловко выискивал в земле по каким-то только ему известным признакам. С питьем дела обстояли много лучше: путешественники шли вдоль ручья, так что в чистой воде недостатка не было.

Далеко позади осталось и злое сельцом Алисто-Мано, а еще дальше — древний лес вампиров. Образ Мангельды почти стерся в памяти варвара, и только ту самую боль в ее глазах помнил он очень хорошо: сердцем ли, кожей ли, но, просыпаясь порой перед первыми лучами огненного ока Митры, он чувствовал, как царапает в груди его тонкими острыми коготками тоска, и тогда он ворочался, вздыхал, и давил могучей дланью своей грудь; девятнадцатилетний ум его не мог пока постичь источника сих страданий, но инстинктивно он находил выход, начиная думать о реальном и необходимом — о дороге к морю Запада, о лодке, на коей поплывут они с Иавой до Желтого острова, о Грине-вельде и вечно зеленой ветви маттенсаи, без которой погибнет далекая страна Ландхаагген…

Под палящим солнцем и без того смуглая кожа путников разве что не обуглилась: Конан теперь был красивого бронзового цвета и напоминал ожившую статую воина у городских ворот Кордавы, а шемит — красного, и напоминал, увы, всего лишь освежеванную бычью тушу. Плешь его, вкруг которой кучерявился черный с проседью венчик из жестких волос, блестела подобно лесному озеру под светом солнца; крючковатый нос, от природы тоскливо свисавший к верхней губе, каким-то образом умудрялся бодро задираться к небу, а большие, навыкате разноцветные глаза блестели знакомым и почему-то действующим на варвара успокаивающе насмешливым блеском.

К вечеру в этих краях обычно начинал дуть сильный ветер, и он доносил до путников чистый, пленительно свежий запах моря. Но все же до самого моря оставалось еще не менее полутора дней пути. На сухой, выжженной солнцем равнине все чаще появлялись зеленые кусты и островки травы, и чем дальше углублялись путешественники в сей приморский край, тем зеленее и плодороднее становилась земля. Вскоре Иава уже питал приятеля плодами диковинных дерев и желтыми сочными ягодами, по вкусу напоминавшими морошку.

Когда далеко впереди показалась сине-зеленая полоса леса, путники прибавили шаг. Птицы, порхавшие высоко в небе, под облаками и меж ними, весело щебетали; полет их, как заметил шемит, неизменно завершался где-то в лесу, так что можно было с уверенностью сказать, что жизнь там, в отличие от владений вампиров, есть — сие весьма ободрило варвара: от кореньев да ягод у него сводило живот, и он вот уже два дня мечтал о куске хорошего мяса. Пообещав Иаве поймать и зажарить кабана либо оленя, киммериец прибавил прыти, и спутник его, как видно, вовсе не страдавший из-за отсутствия мяса, вынужден был бежать следом, в очередной раз проклиная тот день, когда он встретил на пути своем этого парня.