Алексей Волков - Гусар бессмертия

Удушающаяся липкая жара лишь под утро сменилась долгожданной прохладой. Можно было воспользоваться этим и поспать без помех, но жаль было терять время на ерунду. Да и с Карлушей договорились еще вчера.

Саша поднялся с влажных простыней. Не зажигая света, юноша напялил на себя штаны и застегнул белую кружевную рубашку. Большего по летнему времени не требовалось. Обуваться в сапожки он пока не стал. Взял их под мышку, прихватил заранее припасенную веревку и тихо вышел в коридор.

Никаких причин для осторожности не было. Кто из дворни посмеет задержать молодого барина? Однако юность не ищет легких путей. Чем труднее – тем интереснее.

От силы десяток шагов – и Саша скользнул к балконной двери. Она чуть скрипнула, пропуская юношу наружу, а затем закрылась.

Снаружи было хорошо. Саша полной грудью вдохнул насыщенный бодрящей прохладой воздух и посмотрел по сторонам.

Помещичий дом располагался на холме над скрытой утренним туманом рекой. На противоположном берегу, невидимое, спало принадлежащее Орловым с незапамятных времен село. Как бы рано ни вставали крестьяне, однако первые петухи еще не пропели, и нигде не было видно ни огонька.

Собственно, вообще ничего нельзя было увидеть. Разве что угадать, привычно помня знакомые с первых сознательных дней места. Даже стеклянная дверь за спиной и большие выходящие на балкон окна сливались со сплошной темнотой стены. Ни блика, ни отблеска.

Саша на ощупь привязал конец веревки к перилам хитрым морским узлом, который ему показывал покойный ныне сосед – отставной флота лейтенант Бегичев. Дернул, проверяя, и остался удовлетворенный своим опытом.

Теперь сбросить свободный конец наружу, засунуть ноги в сапоги, и можно приниматься за дело.

Вниз молодой Орлов скользнул осторожно. Помнил, как однажды поспешил и сжег себе кожу на ладонях. Теперь Саша спускался по свободно раскачивающейся веревке медленно, радуясь силе в мышцах и ощущению собственной ловкости.

Мимо должны были проплывать поддерживающие балкон колонны над парадным крыльцом, но, как и все прочее, они лишь угадывались во мраке.

Наконец ноги твердо встали на камень крыльца.

Саша дернул веревку. Узел наверху послушно распустился. Правда, ее падение было не столь удачным. Конец несильно ударил юного Орлова по плечу, однако барич даже не вздрогнул. Отец с первых лет приучал своего первенца терпеливо сносить боль и не бояться любых мыслимых и немыслимых опасностей, готовя из сына воина. Сам он немало повоевал в легендарные времена Екатерины, и только раны заставили его сменить легкоконный мундир на домашний халат.

Для проворного ловкого юноши свернуть веревку было делом минуты. Саша вскинул на плечо получившееся кольцо и осторожно шагнул в кромешную тьму.

Небо скрылось в дымке, и даже свет звезд не освещал продолжавшую спать землю. Лишь смутно белела одежда, да порою еще более густым мраком надвигались деревья и кусты.

– Барин? – когда Саша обогнул усадьбу, тихо спросила тьма голосом Аполинария.

Дворовый человек, лет на пять старше Александра, был с малолетства приставлен к баричу. Немного ленивый, себе на уме, он в общем-то добросовестно справлялся со своими обязанностями, правда, порой потакая капризам хозяйского сына.

– Привел? – так же тихо осведомился Саша.

Вместо ответа на него надвинулось что-то темное, уткнулось в плечо, требуя ласки и пытаясь легонько ухватить человека за ткань рубашки.

Аполинарий ощупью вложил в руку барича заготовленную круто посоленную горбушку. Саша протянул лакомство коню, другой ладонью ласково теребя конскую морду.

– Осман! Не балуй!

Конь немедленно ухватил горбушку мягкими губами и чуть подтолкнул хозяина.

Орлов нащупал седло, оперся рукой на переднюю луку и оттолкнулся от земли. Пользоваться при посадке стременами он считал ниже достоинства будущего кавалериста.

Осман двинулся вперед осторожно. Меж тем, утро уже предугадывалось вовсю. Небо потихоньку становилось серым, потом окрасилось во все оттенки голубого. На его фоне растительность казалась особенно черной, загадочной. Последнему способствовал низкий предутренний туман, рваными светлеющими клочьями скрывающий землю.