Олаф Локнит - Берег Проклятых

— Та—ак.— Мораддин с кряхтеньем подтащил к возвышавшейся над полом голубой лазуритовой плите каменный стул.— Вспомним, как должны принимать пищу воспитанные люди, а не бродяги из варварских северных стран.

— Бродяги! — Конан возмущенно фыркнул.— Посмотрел я на твоих гномов! Да ни один киммериец не согласится жить под землей, ползать на четвереньках и выковыривать алмазы из дерьма подгорных крыс! Мы придем и выгребем мечами все, что накопали гномы!

— Балда,— вздохнул Мораддин.— За всю историю народа гномов не было случая, чтобы человек, пришедший в их горы с оружием и дурными намерениями, ушел живым. Род моего отца хоть и потерпел однажды поражение в магическом поединке, тысячи лет не давал спуску иноплеменникам!

Варвар понял, что начинается бесполезный спор. Мораддин, наполовину бритунец, наполовину гном, помешанный на кровных узах, защищал свою бородатую родню с неиссякаемым пылом. Причем постоять за своих сын Гроина, предводителя гномьего племени, мог и с оружием в руках. Конан с первых дней знакомства искренне дивился, как такому невеличке удается в шуточном поединке уложить его, сильного и длинного, почти сразу или выбить из рук меч двумя—тремя неуловимыми финтами?

— Ладно,— махнул рукой киммериец.— Давай лучше пожуем. Хочешь есть за столом — пожалуйста.

В качестве стола Мораддин решил воспользоваться массивной квадратной плитой, которую несколько столбиков удерживали в горизонтальном положении на высоте в половину человеческого роста. Похоже, лазуритовый монолит был единственной ценной вещью во всем мертвом храме, но, к вящему сожалению киммерийца, тяжести он был неимоверной. Вывезти из пещеры эту синюю с серебристыми вкраплениями плиту было бы невозможно.

Пока Мораддин доставал из вьючных мешков бурдюки с вином и водой, Конан вынул свой кинжал (с виду обычный, а на самом деле — произведение искусства древнего мага Раэна Танасульского), развернул промасленную ткань и разрезал лепешки, кладя куски прямо на лазуритовую плиту.

— Ты хоть пыль смахнул? — насторожился Мораддин.— Не клади хлеб в грязь!

— Смахнул, смахнул,— поморщился варвар и тут же протянул руку к коротышке.— Дай вина хлебнуть.

Развязав горловину бурдюка, Мораддин отпил и передал небольшой раздутый кожаный мешок киммерийцу. Конан, отложив кинжал, сделал несколько больших глотков. Струйка вина с подбородка варвара разбилась о синюю плиту.

— Мяса подай,— сказал Конан и, когда кусок прокопченной баранины оказался в его руках, снова взял прямой аквилонский клинок и начал разрезать приятно пахнущий бараний бок. На одном из ребрышек лезвие соскочило, задело палец, и Конан замысловато выругался. Стряхнув капли на забрызганный вином стол, варвар отправил палец в рот.

— Сильно порезался? — поинтересовался Мораддин.— Будь повнимательнее…

— Заткнись! — поморщился киммериец. — Ничего, ерунда. Кстати, я тебе рассказывал, как мне однажды левую руку едва не отрубили?

— За что?

— Да так…— нехотя начал Конан.— В Шадизаре за благородное искусство, которому покровительствует Бел, обычно руки рубят. Если попадешься, конечно. А я тогда был неопытный, молодой…

— Фу! — скривился Мораддин, опираясь обеими руками на край лазуритовой плиты.— Я и раньше догадывался, что ты на своем веку не только мечом промышлял… Постой, что это?

Мир вокруг неожиданно стал блекнуть, темно—красные стены зала — терять цвет, и лишь импровизированный стол оставался ярко—синим. Послышался тонкий свист, он звучал все громче, в глубине накрытой к ужину плиты зародилось холодное голубое пламя. Как только Конан с Мораддином отскочили в сторону, раздался громкий хлопок, все кругом перевернулось, закружилось в розово—синем смерче и исчезло, сменившись чем—то другим, незнакомым…

Кони на привязи у родника испуганно вертели головами, искали хозяев. Мешки лежали на месте, синяя плита, только что вспыхнувшая колдовским огнем, по-прежнему неколебимо возвышалась у стены, на ней покоилось несколько лепешек, кусок мяса и бурдюк красного вина…

А люди исчезли.

— Это ты виноват! — рычал Конан.— Приспичило ему за столом есть! Нахватался приличий при дворе Илдиза!

— Отцепись.— Мораддин сидел на траве, держась за виски и раскачиваясь.— Откуда я знал, что синяя плита — нечто вроде алтаря?

— Головой думать надо! — рявкнул киммериец.— Видели же — кругом один гранит, а плита из лазоревого камня! Помнишь надпись о жертве неизвестному богу? Похоже, мы этими жертвами и стали! А хуже всего, что я и сейчас голодный! Вся жратва там осталась!