Дункан Мак-Грегор: Битва бессмертных

— Опять условие?

Старый солдат сразу сник, припомнив, что и в первый раз, восемь лет назад, варвар также помог ему с условием Слава Эрлику, тогда ему пришлось всего лишь ублажить грудастую красотку Кику, а что Конан потребует на раз…

— На сей раз все будет еще проще. — Киммериец словно прочел в глазах Кумбара его мысли. — Ты отправишься со мной. И там — там я посмотрю, как ты возьмешь шлем и оставишь парня подыхать, как пса…

— О, варвар… — простонал сайгад, ужасаясь условию. Для него не могло быть испытания страшнее. Он-то рассчитывал, что возьмет шлем и оставит Белку под плитой как раз таки Конан, но хитроумный киммериец и тут угадал его тайные мысли. — Я не смогу» право, я не смогу…

Он жалобно уставился в холодные синие глаза старо приятеля, но — напрасно. Ухмыляясь, тот попивал остатки аргосского, вполне, кажется, удовлетворенный собственно справедливостью. Тогда Кумбар вздохнул тяжело, преисполненный печали и страха, и обреченно кивнул. Будь что будет. Он пойдет с Конаном.

— Будь что будет… — пискнул он, отводя взгляд от Конановых глаз, — Я пойду с тобой, Конан…

— Амои кошели с золотыми? — сурово вопросил варвар, оглядывая все снаряжение сайгада. — Или забыл, свинская рожа?

— О-о-о-о… Как можно… Вот они! — Кумбар поднял над головой два туго набитых кошеля. — Договор наш остается в силе. Найдем Белку — они твои.

— И не найдем — тоже мои. — Конан запихал в дорожный мешок большой кувшин с пивом, — Ты платишь мил Белку, а за совместный путь. Клянусь Кромом, и целого мешка золота мало за такой труд.

— Я буду тих и печален, — поспешил успокоить приятеля сайгад. — Ты и слова лишнего от меня не услышишь.

Конан хмыкнул, но ничего не ответил. Близился рассвет — самое прекрасное время в жарком Туране, когда розовело черное небо, свежий воздух паром поднимался от остывшей за ночь земли, а ночная угрюмая тишина становилась нежной и внимательной к любому, едва рожденному звуку.

Птицы чирикнули несколько раз и затихли, словно проверяли голос перед утренним пением; Кумбар мечтательно посмотрел в окно, в ту даль, что вскоре станет его дорогой; там пока было темно, хотя уже взрастал общий для всей земли свет — тот самый розовый, воспетый неоднократно и поэтом и просто романтиком. Старый солдат, конечно, не был ни тем ни другим, но его душа, в последнее время ослабшая, ежемоментно готовая к слезам и участию во всем происходящем, сразу откликнулась. Забыв о суровом варваре, Кумбар прислонился лбом к стеклу и тихонько запел, соединяясь сейчас с природой в одно целое. Тонкий и довольно противный голос его постепенно набирал силу и вот-вот зазвенел бы на весь дворец, если б разъяренный киммериец не хватил приятеля огромным кулаком по толстой мягкой спине. Сайгад вякнул и заткнулся.

— Прах и пепел! Что ты воешь, как голодная собака!

— Пора в путь? — деловито осведомился Кумбар, оправляясь от только что пережитого шока так же легко, как ящерица переживает потерю хвоста.

— Давно пора!

Конан сердито отвернулся от сайгада, проклиная свою уступчивость. Он ни за что не согласился бы участвовать в этом странном походе, если б не одно обстоятельство: его приятель, иранистанец Гассан, будучи в Пунте проводником варвара, умудрился крепко повздорить с деревенским шаманом, так что теперь ему приходилось спасаться бегством от преследований его посланников, вызванных магией из царства мрака. То же и Конан: приняв участие в первой длительной схватке, он невольно взял на себя добрую половину новых врагов Гассана, кои оказались не столько агрессивны» сколько назойливыми упрямы. И днем и ночью они с тоскливыми вздохами толклись где-нибудь поблизости, выжидая удобного момента, дабы впиться в полные сил и крови тела и переправить их туда, откуда явились сами.

Немногие в Пунте, да и в Кешане, и в Зембабве, умели использовать в качестве собственного войска мертвецов. Шаман обладал натуральными колдовскими способностями и порою достигал настоящего мастерства. Так, в соседнем племени он истребил весь скот (причем не из мести или по заказу, а просто из вредности), не видя в глаза ни единой овцы. На расстоянии же уничтожил он и вождя со всем его семейством, а также постепенно все мужское население, словно в насмешку оставив в живых только древнего старика да безногого юношу, на коего сейчас же свалились обязанности общего мужа, отчего он в скором времени благополучно скончался.

Издалека наблюдая за такими безобразиями, Гассан решил поправить положение несчастных дикарей, что не жалели для него и его приятеля, синеглазого киммерийца, фигурок из слоновой кости и золотых слитков. Держа в одной руке иранистанскую саблю» а в другой веревку, он пришел к хижине шамана, выудил оттуда хозяина, связал ему ноги, и, закрепив клинок прямо у шеи его, удалился. Теперь, стоило несчастному дернуться или даже открыть рот, чтобы позвать на помощь, и сабля тотчас рассекла бы его артерию. А поскольку колдуна знала и безумно боялась вся округа, то почти луну никто не посещал его — он так бы и отошел в мир иной, если б не случайность: заболел единственный сын вождя его племени, и тот срочно послал за шаманом.