Тим Доннел - Шесть дверей страха

Теперь же они были одеты в наряды, в точности повторявшие наряды короля и королевы. Их головы венчали золотые обручи с сияющими зубцами, на поясе у карлика болтался огромный меч, цепляясь за ноги и вызывая взрывы хохота.

Они танцевали медленно, важно, то с поклонами расходясь, то вновь сходясь, чтобы степенно покружиться, взявшись за руки. Меч путался в траве, задевал за юбку крошечной королевы, но они невозмутимо кружились, величественно кланялись и изящно взмахивали руками.

Зенобия, изнемогая от смеха, с трудом сняла с руки драгоценный браслет и бросила его крошке-королю. Тот ловко поймал его на лету, благодарно улыбнулся и важно надел поверх рукава своего одеяния. Другие придворные тоже стали бросать шутам драгоценности, и малютка-королева не спеша собирала их в подол, словно спелые яблоки. Это вызвало новый взрыв хохота, музыка загремела громче, и на смену карликам на полянку стали выходить новые танцующие пары. Кавалеры и дамы кружились в танце, наслаждаясь ночной прохладой. Королева танцевала с Готнаром, ее загадочная улыбка дразнила и обнадеживала.

Шум праздника слабыми отголосками долетал до спальни короля, где он отдавал последние приказания лекарю и двум стражникам. Это были надежные молодцы из его личной охраны, они знали многое и не болтали лишнего. Вот и теперь им предстояло нести ночной караул у дверей королевской спальни, а утром быть здесь же, под рукой, чтобы привести Конана в чувство, если колдовская сила не отпустит его сама. Имма, маленькая помощница лекаря, стояла тут же, умоляюще глядя на Конана – она словно чувствовала, что ее собираются отослать. Славная девочка, истинные чувства которой давно уже не были секретом для короля. Когда она натирала целебными мазями его ноги, уставшие от многодневной охоты, или массировала тело, возвращая затвердевшим буграм мышц мягкость и легкость, в трепете ее сильных рук безошибочно чувствовалось нечто большее, чем старание служанки. Это были любящие прикосновения, и они выдавали ее так же, как полузакрытые глаза и вздрагивающие от скрытой нежности губы.

Где-то глубоко в душе Конан чувствовал ответный отклик на этот робкий призыв и знал, что когда-нибудь сожмет в объятиях это стройное смуглое тело, зароется лицом в непокорные завитки черных волос, глубоко заглянет в ее глаза. А какого они цвета, эти глаза? Золотистые? Зеленые? Он так и не смог рассмотреть. Все равно приятно было сознавать, что все это будет…

Но не сейчас… Когда-нибудь потом… Поэтому он и хотел отослать ее, чтобы она не видела его в час бессилия, а может, и смерти. Но ее глаза смотрели так требовательно, и в то же время умоляюще, что он сдался:

– Ладно, Имма, ты тоже останься, и приготовь вино – твое знаменитое, на травах, что и мертвого поднимет, и растирай меня покрепче, уж я-то знаю, какие у тебя сильные руки, малышка!

Она расцвела, услышав его похвалу, и, повинуясь кивку Дамунка, побежала готовить снадобья. Конан, перед тем как запереться в спальне, велел лекарю запомнить все, что он будет говорить утром.

Дверь захлопнулась, звякнул засов, и Дамунк приготовился ждать всю ночь, не смыкая глаз. Стражники, словно бронзовые изваяния, замерли по обе стороны дверей, опершись на алебарды, готовые скорее умереть, чем допустить кого-либо к королю.

Конан прошелся по спальне, вслушиваясь в отдаленные звуки музыки и всплески веселого смеха, постоял у окна, вдыхая пьянящий аромат цветущего сада, потом решительно закрыл окно и подошел к ложу. Глядя на него в этот момент, можно было подумать, что где-то неподалеку ждет оседланный конь, а сам он собрался в опасный путь. Как раньше, во времена, когда необузданный варвар мотался по свету, добывая удачу мечом и секирой, на нем была надета простая свободная туника, широкий кожаный пояс с кинжалом, на ногах – прочные дорожные сандалии. После некоторых колебаний он пристегнул к поясу меч из чудесной стали, способный разрубать камни. Это был прежний Конан – воин, пират, искатель приключений. На голове, вместо золотого обруча с огромным искрящимся камнем – символом королевской власти, был обычный кожаный ремешок, стягивающий непокорные черные волосы.

Конан присел на ложе, в ожидании неведомой опасности, но вместо этого почувствовал приятное покачивание – ему показалось, что он снова маленький мальчик, усталый и невыспавшийся. И вот оно перед ним, мягкое ложе и пышные подушки, такие желанные и соблазнительные! Мгновение – и вот киммериец уже удобно устроился на этих подушках, подложив под щеку могучую руку. Счастливая улыбка мелькнула на строгих губах, и он уснул, безмятежно, как в детстве.