Тим Доннел - Шесть дверей страха

Зенобия лежала, глядя в потолок невидящими глазами. Лицо за эту ночь совсем осунулось, волосы потускнели, бескровные губы пересохли и потрескались. Конан приподнял безвольное тело жены, и лекарю удалось влить в скорбно сжатый рот несколько капель вина. Она закрыла глаза, и ее бережно уложили обратно на подушки. Спокойный сон прогнал страдальческое выражение с побледневшего лица и дал отдых измученному телу.

За дверью спальни ожидали встревоженные дамы, все в королевском дворце замерло в предчувствии несчастья. Конан вышел от Зенобии, плотно прикрыв дверь. Жизнь продолжается, и дела королевства не менее важны, чем жизнь королевы. Он объявил, что королеву мучили дурные сны и теперь она отдыхает. Услуги придворных ей пока не нужны, лекарь и служанки справятся сами.

День прошел своим чередом. Дела король вершил быстро и решительно, и к вечеру тревога во дворце совсем улеглась. Отпустив последнего гонца, Конан, наконец, поспешил к Зенобии. Глядя на его спокойное лицо, никто не догадался бы, какие мучительные мысли роятся в голове киммерийца. Как там его королева? От лекаря никто не приходил, значит, ничего страшного.

Приближается ночь… Что она принесет? Что будет завтра? И будет ли это завтра? Он тряхнул головой, прогоняя сомнение. Все будет, и завтра, и вся долгая жизнь! Настала пора встретиться еще с одним магом, а сколько их было! Конан усмехнулся, по опыту зная, какими порой слабыми и беспомощными бывают все эти волшебники, встретившись с его, не знающей сомнений, волей, и, все еще улыбаясь, вошел в спальню Зенобии.

Она, как и вчера, сидела у зеркала, одетая в парадное платье, с высоко уложенными волосами. Крепкий сон вернул краски и свежесть ее лицу, зажег глаза прежним блеском. Она повернула голову и улыбнулась в ответ на его улыбку. Его глаза искали след от колдовского ошейника, но стройная шея, поддерживавшая гордую голову, сияла безупречной белизной.

– Что со мной, Конан? Я стала так поздно просыпаться! Уже скоро вечер, а я только что поднялась. Но зато как мне хорошо! Я хочу пойти в сад. Вели приготовить все для ужина в саду, мы будем допоздна веселиться! Пусть музыканты играют, мне сейчас хочется танцевать!

– Я очень рад, что ты проснулась такой веселой. Сейчас в саду накроют столы, и ты будешь хозяйкой ночного праздника. Пусть музыка играет погромче, чтобы и я ее слышал. Мне придется на всю ночь уединиться с Дамунком – поверь, это очень важно! А утром мы встретимся, и ты мне все расскажешь. Смотри только, не слишком улыбайся юному Готнару – иначе мне придется послать его в дальний гарнизон кормить змей и лягушек! Прости, мне уже пора, повеселись за двоих, дорогая!

Дамы окружили королеву, и она, не успев рассердиться на Конана, тут же снова улыбнулась. Вечером в саду было, в самом деле, чудесно. На деревьях зажгли маленькие фонарики, привезенные из заморских стран, негромко заиграли музыканты, спрятавшиеся в заросшей плющом беседке.

Королева приколола к волосам душистый ночной цветок, села во главе длинного стола и решила, что обязательно вскружит сегодня голову молодому Готнару – а завтра пусть он отправляется в самый дальний гарнизон, к пиктам и лягушкам! Подумаешь, важные дела с этим лекарем! Ну, Конан, смотри не пожалей!

Музыка заиграла громче, зазвенели кубки, слуги как угорелые летали из сада в дворцовую кухню и обратно, сгибаясь под тяжестью блюд и серебряных кувшинов с вином.

Королева изредка, нахмурившись, поглядывала на пустое кресло, предназначенное для Конана. Но тут же лукавая улыбка снова появлялась на алых губах, и она, склонив голову и опустив длинные ресницы, слушала, что нашептывает ей Готнар, молодой повеса из свиты короля. Он всегда ухитрялся оказаться рядом с ней, когда Конана не было поблизости, и без устали превозносил ее красоту. Когда же ему приходилось сопровождать короля, он всегда искал ее пламенным взором, и часто она даже спиной чувствовала, как он пожирает ее глазами. Конан от души забавлялся этой игрой, и вечерами они оба, бывало, хохотали над этой рыбкой, бьющейся на крючке любви.

Сейчас, досадуя на Конана, она чувствовала, что позволяет себе лишнее, но вечная женская жажда поклонения толкала ее продолжать опасную игру.

Тем временем на небольшую лужайку, ярко освещенную разноцветными фонариками, чинно вышла крохотная пара – два карлика, купленные королем, каждый за слиток золота. Их привезли издалека, специально на потеху блестящего аквилонского двора. Не больше половины обычного человеческого роста, стройные, с красивыми гладкими личиками, доверчивыми карими глазами и вьющимися каштановыми волосами, они казались вечными детьми, братом и сестрой. Но это были взрослые люди, хотя никто не знал, сколько им лет. Голоса их, тонкие и пронзительные, как у птиц, всегда вызывали у Зенобии улыбку, а когда они пели любовные песни, она не могла удержаться от смеха.