– Мать звала меня Конаном, — сплюнул густую жвачку варвар. Он жевал лист акации, мясистый и даже вкусный, если, конечно, вкушающий сей дар лесов достаточно голоден.
– Не помню, как звала меня родительница, — пробурчал его спутник, — но в Бритунии я известен под именем Халар Ходок, другие же кличут Альбиносом. Первое прозвище дано мне в знак уважения, второе употребляют люди, меня презирающие.
– Альбинос — это то же, что "белая ворона", выродок, — заметил варвар спокойно, словно речь шла о бараньей ножке на ужин. — Ты заслужи это прозвище. Погляди в озеро и успокойся.
– А я спокоен, — хмыкнул Ходок, — и твои речи мне не обидны. Варвары привыкли называть вещи своими именами, не то что цивилизованные люди, норовящие в любое слово вложить подспудный смысл. Да, я "белая ворона", о чем говорят цвет моих волос и кожи. Кстати, мать моя родом из Асгарда. Ничего?
Он спросил так, отлично зная, что асы и киммерийцы — извечные враги.
– В казармах Халоги я знал уроженцев твоей страны, — откликнулся Конан. — Некоторых я убил, другие убивали иноплеменников. Мы все была там равны.
Ходок невесело усмехнулся.
– Пожалуй, если бы Митра решил установить всеобщий мир и благоденствие, как о том трактуют жрецы, он выпустил бы колдунов Гипербореи из-за Врат Черепа, дабы правили землями от Кхитая до пустошей Пиктов! Слушай, северянин, ты спас мне жизнь там, в корчме, и я тебе обязан. Поверь, рад бы помочь, да нечем. Впереди нас Провал, а позади — псы короля Бритунии. Их слишком много, чтобы отбиться. Я уйду на дно пропасти, куда вояки не сунутся. Рад бы пригласить тебя с собой, но не могу.
– Из-за роя?
– Да чепуха этот рой! Внизу есть вещи и поопасней.
– Если ты их не боишься, я — тем более! Что можешь ты, белобрысый, из того, что не могу я?
Альбинос задумчиво потер лоб, потом сказал:
– Меня не зря зовут Ходоком, киммериец, только я способен спускаться в пропасть… Вернее, спуститься в Провал может всякий, но вот покинуть его… Я один, Альбинос, выродок рода человеческого.
Где-то сзади, за густым подлеском, послышался лай собак: ищейки Хредха шли по следу беглецов.
Варвар провел крепким пальцем по белоснежным зубам, вытирая налипшую жвачку.
– Слушай, белобрысый, — сказал он, — выбора у меня нет. Я иду с тобой. И заруби на своем бледном носу: Конан-киммериец всегда делает то, что считает нужным!
– Даже если его предупреждают о неминуемой гибели?
– Даже так! а гибель — она повсюду…
В этот самый миг ветви кустов раздвинулись, и десяток дюжих стражников ринулись на беглецов, размахивая мечами.
Клинок киммерийца и палка Ходока заработали одновременно. Кожаные нагрудники не были помехой ни для остро отточенного лезвия, ни для бешено мелькавших наконечников: подлесок обагрился кровью, а чистый, напоенный ароматами хвои воздух огласился предсмертными криками.
И все же нападавшие одолевали: варвар и Альбинос пятились к Провалу, проклиная свою неосмотрительность. Хредх на сей раз обманул и опыт Ходока, и чутье северянина: оставив собак в отдалении, он приказал авангарду незаметно подкрасться через кусты…
Подошвы драных сапог Конана и сандалий Альбиноса оскальзывались на мелких камнях, с каждым шагов назад спуск становился все круче, и стражники, почуяв преимущество атакующих сверху, входили в раж: клинки мелькали стремительнее, вопли становились все воинственнее, а маячившее позади лицо начальника отряда багровело, подобно грозному лику Мардука.
И вдруг все кончилось.
Конан успел заметить, как легкая пелена нависла над скалистыми утесами, отрезая путь преследователям. Он словно нырнул в мутную стоячую воду — ряска сомкнулась над его головой и тут же исчезла. Небо было все таким же ясным, и варвар отчетливо видел жаворонка, парившего в вышине. И видел он вояк Хредха, остановившихся в нерешительности перед невидимой преградой. Сотник отчаянно орал что-то неслышное, разевая рот, как рыба, вытащенная из воды, и махал мечом, и награждал своих подчиненных пинками, но те, огрызаясь, топтались на месте, выставив перед собой мечи, не страшные уже и бесполезные…
– Все, — услышал киммериец негромкий голос Ходока, — мы в Провале.
* * *
– Все, — сказал я северянину, — мы в Провале.
Он стоял, выставив перед собой меч, потный, еще не остывший от схватки, и синие его глаза устремлены были вверх, туда, где толпились стражники.
– Давай, — сказал я ему, — спускайся полегоньку. Они сюда не сунутся.
Читать дальше