Дмитрий Распопов: Исповедники

– И лучшие проекты не получали подобного финансирования, – закончил он предложение.

– Тогда так и сделаем. Пока ты подаешь прошения и обосновываешь необходимость для империи финансировать этот проект, я начну собирать необходимые бумаги для подачи на патент в Цех. Хорошо, что имя Рэджинальда не будет там фигурировать на первой странице, а я постараюсь, чтобы глубже никто не смотрел. Его отец уж очень активно наводит справки о нем последнее время, как бы очередную пакость не сделал.

– Тогда за мной разговор с Пэрри. Думаю, будет очень легко получить его согласие. Его старший сын делает все, чтобы окончить свои дни на виселице, и в очередной раз влип в неприятную историю. Даже намека на мою помощь хватит, чтобы он дал и гораздо большую сумму.

– Как ты понимаешь, нам этого не нужно, тем более с возможными результатами от работы Рэджинальда, – прервал речь друга исповедник. – Если согласится – хорошо, меньше лишних людей будут об этом знать, если нет – оставшуюся сумму доложу я, пусть и придется придержать ненадолго свои текущие расходы.

– Тогда за тобой патент и Рэджинальд, нужно будет и ему сообщить, сколько он вкладывает в общий проект, – усмехнулся глава полиции, – помимо работы.

– Ну тогда – за успех нашего предприятия! – Ремесленник достал из знакомого всем слугам шкафа графин, два стакана и символически налил виски. – За нас!

– За успех! – согласился сэр Артур и чокнулся стаканом, одним глотком выпив жидкость, которая сразу же согрела его пищевод, и, хотя ему предстояли дела, он решил выпить еще немного – на улице было чертовски холодно.

Монтаж всей системы занял почти неделю, благо что прибор, к которому я подключался, а также протянутые по всей длине дирижабля серебряные провода, к которым присоединялись серебряные же крупноячеистые сети, – все было подготовлено и произведено не на фронте. Целых два месяца весь Цех Дженни работал только на меня, отложив все остальные заказы. Как признавалась она сама в письмах ко мне, дедушка до сих пор пребывал в шоке, даже несмотря на то, что сам выставил такую огромную цену за прибор с нужными мне показателями и характеристиками.

Я был очень удивлен, когда узнал, что мы сделаем этот проект на свои деньги, поскольку империя не спонсирует сомнительные инициативы малоизвестных ремесленников. Самое странное в этой истории было то, что практически вся республика знала обо мне больше, чем у меня дома. Мне показывали их газету, где был мой портрет со статьей о том, кто же такой на самом деле Жнец, а также огромной суммой награды за подробную информацию о моей личности и жизни. Журналисты в статье расписывали, какой же я бесчеловечный и жестокий, убивающий десятками тысяч без разбора, по утрам при этом съедаю с десяток новорожденных детей, а вечером к моему столу подают исключительно девственниц. И если бы от девственниц я и сам бы не отказался – вовсе не для гастрономических забав, то остальное было явным бредом, ну, кроме убийств, конечно. Я прекрасно осознавал, за сколько смертей я был ответственен, но в свое время на вопрос об этом своему подопечному генералу я получил ответ, который успокаивал мою совесть всякий раз, когда приходилось убивать снова и снова. Он тогда без колебаний и раздумий с полной уверенностью в том, что говорит, сказал: «Убивают не солдаты или я, а император, который посылает нас на войну. Пусть его совесть терзается от этого, а не моя».

Прямо противоположная ситуация была у нас в империи, где пресса словно воды в рот набрала, едва дело касалось Жнеца, о существовании которого, конечно же, знали многие от раненых, которые возвращались с фронтов, и остановить этот поток слухов не мог никто. Слухи настолько гипертрофировали мой портрет, часто описываемый людьми, которые и близко со мной не встречались, что не стоило особо беспокоиться, что на улицах родного Лондона я буду кем-то узнан. Это в Париж мне было лучше не соваться, так как моими портретами там пугали непослушных детей. Пресса по заказу своего сената, чтобы оправдать бессилие их ученых и ремесленников справиться со мной, сделала из меня палача самого Сатаны, так было легче объяснять всем вокруг, почему при моем появлении наступление откладывалось на тот срок, пока меня не переводили куда-то еще. Фраза «Ну у нас же был Жнец» абсолютно всех устраивала.

Вот только у меня от этой популярности начались другие проблемы. Кроме озвученных ранее – с собственным окружением, меня стала донимать охрана. Тайная полиция, которая активно собирала информацию о происходящем в стане врага, знала о награде, назначенной за меня, а также о количестве спецотрядов республики, которым выдали задание на мое устранение, и приняла меры. Теперь мне, чтобы просто сходить в туалет, требовалось не менее двадцати солдат вооруженной охраны, причем часть из них была из элитного шестого отдела. Постоянная охрана, да еще и в огромном количестве, здорово осложнила мне жизнь, но деваться было некуда – последнее покушение произошло всего неделю назад. Тогда три дирижабля противника прорвались через заградительный огонь и, явно наведенные с земли, десять минут утюжили то место, где я жил еще вчера. Их, конечно, сбили, но осадок у меня и у тайной полиции от того, что респы отлично знали место моего проживания, остался. Были сделаны соответствующие выводы, и в охрану добавили ремесленников, которые работали детекторами лжи, опрашивая тех, с кем я соприкасался, что опять не добавило мне популярности, хоть в этот раз и не по моей вине.