Дмитрий Распопов - Исповедники

– Благодарю вас. – Майор кивнул командиру полка и заторопился: у него самого теперь было дел невпроворот. Нужно было не только доставить столь важные новости в штаб командования фронта, но и добрать в отряд новичков, чтобы начать их обучение перед новым делом. Все-таки, несмотря ни на какие потери, следующую задачу по поимке или устранению Лютоглаза с него никто не снимал. Если тут ему сошло с рук невыполнение приказа, только потому, что все ученые республики были озадачены возможностями неизвестного ремесленника, то уж с теми, кто просто эффективно выполнял свою работу, он разобраться вполне мог, и тут никакие оправдания его не спасут.

«Как же мне все это надоело».

Я лежал на удобной кровати корабля, который ради меня сделал крюк, и теперь, как величайшую драгоценность, доставлял на следующий участок фронта, где респы усиливали свои позиции. Кто бы мог еще три месяца назад сказать о том, что меня не только не отзовут в столицу по истечении срока службы и начала закладки нового корабля, но и выделяют для моего безопасного передвижения целый «Аргус». Конечно, он не только ради меня курсировал вдоль побережья – корабль выполнял задачи по очистке воздушного пространства от дирижаблей противника, бомбежке важных опорных пунктов, к которым не могли подобраться его более мягкотелые собратья, а также другой важной работе. Его маршрут всегда совпадал с наиболее активными действиями республиканцев на фронте, а туда, где у империи были серьезные проблемы, теперь отправляли меня. Причем стоило только мне оказаться на новом участке, как новость об этом облетала не только наши, но и вражеские позиции, что тут же приводило к тому, что солдаты противника просто отказывались идти в атаку. За последний месяц я вообще ни разу не останавливал атаки, достаточно было самого факта моего появления, чтобы противник останавливал наступление. Именно из-за этого моя жизнь превратилась в череду постоянных смен мест проживания, что выводило меня из себя. Прахом пошли не только мои планы по обустройству собственной лаборатории, но и весь распорядок жизни. Противиться приказам я не мог, поскольку тайная полиция, прекрасно отдавая себе отчет, как я бешусь от всего этого, подписывала все нынешние распоряжения напрямую в канцелярии у императора. Что я мог сделать против гербовой бумаги с малой имперской печатью, которая приказывала мне снова выдвигаться в путь? Только, скрипя зубами, подчиниться.

Единственной пользой моих последних перемещений стало то, что я наконец закончил объединение трудов ремесленников из библиотеки учителя и написал учебник для ремесленников со своими комментариями. Все то, что я успел проверить и попробовать, было отнесено к практической части, а все остальное я отнес к теории. Даже успел в перерывах между службой отправить огромный рукописный труд учителю, с просьбой ознакомиться с ним и, если нужно, подкорректировать, а затем попробовать издать под нашим совместным авторством. Почему я не хотел выпустить ее только под своей фамилией? Я решил, что лучше будет поставить свое имя рядом с более узнаваемой и известной в кругах ремесленников фамилией, так как не льстил себе и осознавал, что, каким бы хорошим трудом моя работа ни была, читать и покупать ее будут, только если она подписана именем известного человека. Учителю тоже был резон возиться с моей книгой, он – человек, любящий признание, и такой вклад в науку ему явно польстит, не говоря уже о чисто финансовом вопросе. В общем, по возращении домой я хотел видеть отпечатанный труд, чтобы похвастаться родным, что я могу не только хорошо убивать.

Мои мысли с радужных мечтаний свернули в струю нынешних забот и проблем. Я сразу нахмурился – воспоминания были не из приятных. Если первые месяцы мое чувство собственной важности и значимости перед короной раздулось до величины небольшого города – шутка ли, республиканцы дали мне собственное прозвище, как в свое время и майору Немальду, что очень способствовало тому, что все аристократы, командиры и приближенные к ним офицеры заискивающе со мной разговаривали, едва я прибывал в новое расположение. Для них я был не просто капитаном ван Диром, новичком и неизвестным ремесленником, как меня приняли в первом полку, – для них я был «тем самым Жнецом», который одним своим появлением наводил ужас на врага.

Прозрение наступило как-то внезапно, когда под этими масками вежливости и общественного признания я стал видеть страх. Ведь они сами не знали, как я это делаю, и не убью ли я по ошибке их самих во время очередного боя. Этот страх я сначала увидел в глазах простых солдат, которые молчаливо провожали мою фигуру с день ото дня усиливающейся охраной, а недавно те же эмоции стал распознавать и у всех остальных. Вот тут мне стало не по себе, и гордость за свою работу превратилась сначала в странное чувство обиды, ведь я убиваю не для себя! Для империи! Делаю ту работу, которую они сами не смогли сделать хорошо!