Андрей Посняков - Сокол Гора

Старик – ха! А не такой уж он и старик! Рожа круглая, лоснящаяся, нахальная! Захлопал глазами и вдруг ухмыльнулся:

– Же суиз этранже! Не компран па!

Ага, иностранец, вот как! Не понимаешь ни черта… Чего же тогда тащишься? Тьфу!

Макс и сплюнул бы, если б кругом не было так чисто. Засунул руки в карманы джинсов и – медленно, походкой праздного зеваки-туриста, коих тут было множество, – направился обратно. А черт с ним, с этим мерзким стариком. Пусть следит. В голове Макса уже зрел план, как избавиться от преследователя.

Не спеша молодой человек зашел в музыкальный магазин, посмотрел диски, вышел – старик так и шагал за ним и даже ничуть не скрывался. Ну-ну…

Усмехнувшись, Максим, не оглядываясь, зашагал к Большой арке и спустился в вестибюль метро – огромный залище, кассы, магазины, почта, спуск к поездам метрополитена, спуск к электричкам РЕР, и всюду люди, люди, люди… Ну вот здесь-то!

Словно налим, Макс нырнул в толпу, стараясь слиться с ней в единое целое. Удалось, затесался, сделал пару кругов по залу – магазины, кассы, почта, еще черт знает что, вообще, чего тут только не было. Сам чуть было не заблудился, едва нашел неприметную буковку М – метро. Купил в кассе десять билетиков-«карне», спустился, пропустил первый поезд, второй… На третий сел.

Старика не было! Не было старика! То есть, тьфу, не старика, а того нахала. Отстал наконец, отстал!

Макс перевел дух. Уселся, откинув сиденье, как раз уже проезжали мост. На следующей можно, пожалуй, и выйти. Какая у нас следующая? Ага, «Ле Саблон».

Выбравшись из метро, юноша очутился на широкой авеню Шарля де Голля и, щурясь от яркого летнего солнца, развернул карту. Вот он, бульвар Бино. Не так уж и далеко – мимо церкви, а потом все прямо, прямо.

Довольно насвистывая – преследователь наконец потерялся! – Макс пересек проспект и, вытащив из висевшего на поясе футляра мобильник, посмотрел, который час. Двенадцать почти – это по московскому времени, а по парижскому, значит, десять. Здорово! Времени-то уйма! Сейчас выполнит поручение отца, погуляет везде, где только успеет, – можно на башню подняться, или нет, лучше на Нотр-Дам, мороженое съесть, купить какую-нибудь мелочь на память – себе и отцу. Отец относился к сувенирам скептически, но все ж ему будет приятно, непременно будет приятно, а как же! Но главное, Максим выполнит его поручение, доставит посылочку куда надо. Да уж, побегать пришлось – отец дал два адреса, двух лож, поскольку не знал точно, к какой именно принадлежит господин Пьер Озири. На рю Кадет, в бетонно-алюминиевом здании масонской ложи Великий Восток Франции, такого человека не знали. Не врали – Максим ведь не искал встречи. Просто просил передать посылку, небольшую картонную коробочку с разноцветным золотым соколом внутри – отец показал, прежде чем запечатать. Старинной работы вещь, видно сразу – и как переливаются разноцветные эмали! Красные, зеленые, синие… Максим как увидел…

– Папа, это же…

– Ты прав, сын мой. Эту вещь долго хранила твоя мама. Настала пора вернуть сокола владельцу. И это сделаешь ты!

– Да, но как?

– Ты же едешь на соревнование в Нормандию? В этот, как его?..

– В Эрувиль.

– Ну да, ну да. Перед отлетом обратно заедешь в Париж. Надеюсь, не забыл еще этот город?

– Не забыл. Но…

– Тебя отпустят. Я поговорю с тренером. Заедешь в два места, одно – на рю Кадет, другое – в Нейи, на бульваре Бино.

Вот на этот бульвар Максим сейчас и шел с полиэтиленовым пакетом в руке. В пакете были посылка и, кажется, солнечные очки. А ну-ка… Нет, очки Макс успел уже где-то посеять. Как непременно сказал бы отец – ворона!

На бульваре Бино располагалась штаб-квартира Великой национальной ложи Франции, судя по всему – конкурентов Великого Востока. Что там было между ними общего, а что различного, Макс не интересовался, хотя отец о масонах рассказывал много. Ну какие, к черту, масоны, когда на улице ярко светит солнце, когда тренировки одна за другой, соревнования да еще занятия на курсах французского языка. В школе Максим учил английский, а на изучении французского настоял отец. Даже прикрикнул и чуть не закашлялся, хотя редко позволял повышать себе голос на кого бы то ни было. Потом улыбнулся, подошел к окну – и сразу стало видно, насколько он сдал за последнее время: бледное, словно припорошенное сероватым пеплом лицо, поредевшие волосы, обтянутые кожей скулы.

– Я ведь позволил тебе заниматься боксом. – Отойдя от окна, отец тяжело опустился в кресло, и Максим поспешно накрыл его пледом. – Хотя, видит Бог, поначалу был против. Ну что это за увлечение, прости господи? Бить друг другу физиономии! Впрочем, твоя мать была бы довольна, она вообще любила все экстремальное… Что ее в конце концов и сгубило.